Григорий Кружков - Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

С трофеями любви – другой дело.
Когда все кончено и плач утих,
Портреты, прядь волос и эти письма
Не выставишь публично, не продашь,
Сжечь, возвратить – рука не повернется.
И в сейф я не советую их класть –
Чтоб не прожгли пятивершковой стали.

Когда я прибыл к ней,
Трава лоснилась гладко,
Чуть веял ветерок,
И шутки были к месту,
Картинки на стене
Висели как по нитке,
Все было аккуратно.

Она как раз в гроссбухе
Вычеркивала цифры,
Заканчивая счет,
Кудряшки на висках
И лак на черных туфлях –
Все было аккуратно.

Стояла тишина,
Ни музыки, ни шума,
Струился мягкий свет
И тикали часы:
Все было аккуратно.

«В конце концов, логично, –
Я повторял себе, –
Настал и мой черед.
Все очень аккуратно».

Смерть, углубившись в счет,
Меня не замечала,
Ей важен был итог –
Чтоб было аккуратно.

«Неправда ли, – раздался
Невидимый вопрос, –
Все очень аккуратно?»

Застывший, я стоял,
Не в силах молвить слова,
Ни засмеяться вслух,
Ни засвистеть, ни тронуть
Ее за локоток,
Чтобы привлечь вниманье.
Все шло обычным ходом,
И я могу сказать:
Все было аккуратно.

Чтоб мертвых воскрешать,
Не надо быть великим чародеем;
Нет в мире безнадежных мертвецов:
Подуй на угли отгоревшей жизни –
И пламя вспыхнет вновь.

Верни его забытую печаль,
Его увядшую надежду,
И почерк перейми, –
Чтоб стало для руки твоей привычным
Подписываться именем чужим.

Хромай, как он хромал,
Божись божбой, которой он божился,
Он черное носил – и ты носи,
Он мучился подагрой –
Мучься тоже.

Найди служившие ему предметы:
Перо, печатку, плащ –
И на основе их построй жилище,
Чтоб, возвратясь, придирчивый хозяин
Узнал свой дом.

Но, воскрешая, помни:
Могила, давшая ему приют,
Не терпит пустоты;
Отныне в саване его истлевшем
Сам ляжешь ты.

Есть лишь один сюжет, достойный песни,
Достойный уст певца
И слуха детворы завороженной;
Одна строка случайно забредет
В простой рассказ –
И он, как молнией, вдруг озарится!

О чем там речь? Об именах деревьев –
Или о кликах птиц,
Вещающих о Тройственной богине?
О тайнах Зодиака, что кружит
Под Северной Короной,
Вращая судьбы тронов и владык?

Все повторится – и ковчег, и волны,
И женщина в волнах;
И жертва новая опять пройдет
По кругу неизбежному судьбы:
Двенадцать звездных стражей –
Свидетели восхода и паденья.

О чем та повесть вещая – о Деве
С серебряным хвостом
Чешуйчатым? В одной ее руке –
Айва, другой она призывно манит.
Как устоять Царю?
Он за ее любовь заплатит жизнью.

Или о Змее, вставшем из пучины,
Исчадье адских сил,
В чью пасть он прыгнет, обнажая меч,
И будет биться три дня и три ночи,
Покуда океан
Не изблюет его на берег плоский?

Снег валится на землю, ветер воет,
Сыч ухает во мгле,
Страх заглушает в сердце зов любви,
Печали искрами взлетают в небо.
И стонет пень в огне:
Есть лишь один сюжет, достойный песни.

Взгляни: ее улыбка благосклонна;
Забудь о кабане,
Втоптавшем в прах цветок полурасцветший.
Ее глаза синей морской волны,
Белее пены лоб,
И все обещанное совершится.

Из треснувшей змеиной скорлупы
Я вылез в мир. На чешуе моей
Дрожали блики дня; роса искрилась
На листьях леса и траве пахучей.
Клайв Стейплз Льюис. Фото 1940-х гг.
Подругу я обрел. Мы с ней играли
И пили млеко из сосцов овечьих.

Теперь в глухой пещере между скал
Я стерегу сокровище, разлегшись
На груде злата; зимними ночами
Оно мне брюхо леденит сквозь панцирь;
Хлам исковерканных корон и перстней –
Жестка и холодна постель дракона.

Жаль, что я съел свою жену-змеиху
(Змей должен змея съесть, чтоб стать драконом);
Когда бы я не съел ее – вдвоем
Нам было злато сторожить сподручней.
Я мог бы иногда, расслабив кольца,
Вздремнуть; она б за кладом приглядела.

Намедни ночью тявканье лисицы
Меня врасплох застало: я, должно быть,
Уснул. Порою крик совы в лесу
Пугает слух мой: значит, я невольно
Забылся. А ведь в это время люди
Могли подкрасться и похитить злато.

О, подлые людишки! В городах
Все шепчутся они и строят планы,
Как завладеть моим богатством. Мало
Им теплых жен, и песен, и застолья!
А я зимой лишь раз к ручью напиться
От клада отлучусь – и дважды летом.

Нет, им не жалко старого дракона!
Господь, создатель мой, пошли мне мир;
Но только так, чтоб злата не отдать,
Не умереть и клада не покинуть.
Убей, Господь, людей и прочих змеев;
Тогда я буду спать и пить спокойно.

…страшные муки идут своим чередом
В каком-нибудь закоулке, а рядом
Собаки ведут свою собачью жизнь, повсюду содом,
И лошадь истязателя спокойно трется о дерево задом [179].