Густав Майринк - Избранное: Романы, рассказы

— Сержант Анри Серполле умер, трубач Венцель Завадил — температура сорок один и две десятых.

— Каверзный народ эти славяне, — буркнул дежурный врач, — и не ранен даже, а нате вам — температура!

Получив указание заткнуть тому, что жив, три грамма хинина в глотку, сиделка удалилась.

Зацепившись за последнюю реплику, профессор Мостшедель развил ее дальше и произнес целую ученую речь во славу науки, которая достигла великих успехов благодаря открытию хинина, обнаруженному ею в руках невежд, нечаянно наткнувшихся на него в природе, словно слепые курицы.

От этой темы он перешел к спастическому спинальному параличу, слушатели уже сидели с осоловелыми лицами, как вдруг снова явилась сиделка с докладом:

— Трубач Венцель Завадил — температура сорок девять градусов; просьба выдать более длинный термометр.

— В соответствии с показаниями термометра солдат давно мертв, — с улыбкой заметил профессор.

Штабс-лекарь медленно поднялся и с грозной миной шагнул к сиделке, которая тотчас же стала пятиться.

— Как видите, господа, — объявил он затем остальным врачам, — эта женщина такая же истеричка, как и солдат Завадил, — два одинаковых случая!

После этих слов все успокоились.

— Господин Штабс-лекарь срочно просит явиться, — громко отбарабанил нарочный в уши едва проснувшегося ученого, когда первые солнечные лучи озарили вершину ближнего холма.

Все застыли в напряженном ожидании, глядя на профессора, который сразу направился в кровати Завадила.

— Пятьдесят четыре градуса по шкале Реомюра! {70} Невероятно! — так и ахнул Штабс-лекарь.

Мостшедель недоверчиво улыбнулся, но в ужасе отдернул руку, обжегшись о горячий лоб пациента.

— Что же вы стоите и ничего не делаете! Извольте выяснить анамнез его болезни! — рявкнул Штабс-лекарь на самого младшего из врачей.

— Может быть, Бхагаван Шри Мукхопадайя мог бы… — начала было индийская сиделка.

— Помолчите! Вас еще никто не спрашивал! — прервал ее Штабс-лекарь. — Вечно эти чертовы суеверия, — продолжил он, обернувшись к Мостшеделю.

— Профаны всегда обращают внимание на второстепенные детали, — сказал профессор. — Пришлите мне потом отчет, сейчас у меня срочные дела.

— Ну, мой юный друг, что же вам удалось выяснить? — спросил ученый младшего врача, вслед за которым в палату вошла толпа любопытствующих офицеров и врачей.

— Температура поднялась уже до восьмидесяти градусов…

Профессор нетерпеливо махнул рукой:

— Ну так что же?

— Десять лет тому назад пациент переболел тифом, двенадцать лет назад дифтерией в легкой форме; отец умер от перелома черепа, бабка от сотрясения мозга! Дело в том, что пациент и его семейство родом из Чехии, — прибавил врач в виде пояснения. — Данные обследования: все показатели, кроме температуры, в норме, функция кишечника вялая, никаких ранений, кроме легкой контузии затылочной части черепа, не выявлено. Со слов очевидцев, в хижине факира Мукхопадайи пациенту давали внутрь некую мерцающую жидкость…

— Ближе к делу, мой юный друг, не отвлекайтесь на несущественные моменты! — доброжелательно остановил его профессор и, жестом пригласив присутствующих располагаться на стоящих в палате бамбуковых стульях и сундучках, продолжал: — Господа, как я установил сегодня утром с первого же взгляда, но не стал распространяться об этом подробно, чтобы дать вам возможность самостоятельно поставить верный диагноз, речь в данном случае идет о достаточно редком случае спонтанного повышения температуры в результате повреждения терморегулирующего центра, — тут он, обращаясь с несколько пренебрежительным выражением к офицерам и непосвященным, пояснил: «Это мозговой центр, регулирующий колебания температуры тела», — проявившегося на фоне наследственных и приобретенных пороков. Итак, судя по форме черепа данного субъекта, можно…

Вдруг с улицы, со стороны здания миссии, донесся звук трубы, это был сигнал местной пожарной команды, состоявшей из нескольких солдат-инвалидов и китайских кули. Все встрепенулись на этот звук, не ожидая ничего хорошего, оратор тоже умолк.

Все собравшиеся кинулись вон, первым — присутствовавший среди слушателей полковник.

С лазаретного холма к озеру богини Парвати {71} мчался, объятый пламенем, в сопровождении целой толпы орущих и жестикулирующих людей, трубач Венцель Завадил, облаченный в горящие лохмотья.

На ближних подступах к зданию миссии беднягу встретила китайская пожарная команда, направив на него толстую струю воды, которая сбила его с ног, но тотчас же обратилась в облако пара.

Пока трубач лежал в лазарете, его жар настолько повысился, что соседние предметы уже начали обугливаться, так что санитары в конце концов вынуждены были прогнать Завадила железными прутьями из здания; на полу и на ступенях лестницы остались выжженные следы его ног, словно там прошелся сам дьявол.

Сейчас Завадил, с которого струя пожарного шланга сорвала последние остатки лохмотьев, лежал во дворе миссии голый, исходя паром, словно раскаленный утюг, и стыдясь своей наготы.

Находчивый патер-иезуит бросил ему с балкона асбестовый костюм, использовавшийся прежде, когда приходилось сталкиваться с горячей лавой, и Завадил со словами благодарности облачился в этот наряд.

— Но как же, скажите на милость, объяснить тот факт, что сам молодчик не сгорел и не обратился в пепел? — спросил полковник профессора Мостшеделя.

— Я всегда восхищался вашим стратегическим даром, господин полковник, — ответил ему возмущенный профессор, — но что касается медицины, то ее уж будьте добры предоставить медикам! Мы должны исходить из реальных фактов, и нет никаких причин отказываться от такого подхода!

Врачи радовались точной постановке диагноза, и по вечерам все опять собирались в палатке капитана, где всегда весело проводили время.

О Венцеле Завадиле не вспоминал никто, кроме аннамитов; порой их можно было видеть на другом берегу озера перед каменным храмом богини Парвати, и раскаленные пуговицы асбестового костюма краснели в ночи.

Поговаривали, будто жрецы храма жарят на нем дичь; другие же говорили, будто он понемногу остывает и, остыв до пятидесяти градусов, намерен отправиться на родину.

Хлодвиг Дона — нервный человек, которому ежесекундно — да, да, именно ежесекундно — изо всех сил, так сказать, затаив дыхание, приходится следить за тем, чтобы не потерять психическое равновесие и не стать жертвой своих необычных мыслей!! Дона, пунктуальный, как часы, молчун, который, избегая лишних слов, объясняется с официантами в клубе исключительно с помощью записок, содержащих распоряжения на следующую неделю! И он-то — нервнобольной?!