Трумен Капоте - Завтрак у Тиффани. Голоса травы

Над моей головой два ворона с истошными криками сошлись, раз и другой, словно накаркав беду. Я крадучись побежал в сторону леса, когда вдруг услышал приближающиеся шаги. Это был шериф, а с ним Уилл Харрис, здоровый, как шкаф, с широченными плечами. После того как его однажды покусала бешеная собака, на горле у него остались жуткие шрамы, а главное, что-то случилось с голосом: он стал попискивать, как лилипут. Оба прошли так близко, что при желании я мог бы развязать Уиллу шнурки на ботинках. Он вещал своим писклявым голосом, поэтому я не все понял, что-то там произошло с Моррисом Ритцем, и Верена послала Уилла за шерифом. Тот огрызнулся:

– Чего она от меня хочет? Чтобы я собрал армию?

Когда они ушли, я распрямился во весь рост и побежал в лес. Добравшись до нашей персидской сирени, я спрятался за папоротником, напоминавшим огромное опахало. Мало ли, вдруг кто-то из шерифовских околачивается поблизости. Но было тихо, если не считать птицы, напевавшей в одиночестве. В шалаше никого, только дымчатые, как призраки, потоки света, подчеркивавшие его пустоту. Я вышел из своего укрытия и в каком-то оцепенении прижался лбом к стволу. Перед моим мысленным взором возник плавучий дом: трепещущее на ветру белье, цветущая герань, река, уносящая нас к морю, в другие миры…

– Коллин! – прозвучало в небесах мое имя. – Это ты? Ты плачешь?

То была Долли, но я ее не видел, пока, забравшись в глубину кроны, не разглядел на самом верху свисающий детский башмачок.

– Ты там поосторожнее, – сказал сидевший рядом с ней судья, – а то еще стряхнешь ненароком.

Как чайки на мачте корабля, они угнездились на самой макушке дерева. Оттуда открывался потрясающий вид, позже вспоминала Долли; жаль, что раньше туда не забирались. Как выяснилось, судья вовремя заметил шерифа и компанию, и они укрылись в надежном месте.

– Подожди, мы спускаемся, – сказала она и, поддерживаемая судьей под руку, сошла вниз, как знатная дама по парадной лестнице, и расцеловала меня. – Кэтрин отправилась тебя искать, – сказала Долли, не выпуская меня из объятий. – Мы гадали, куда ты пропал. Я так волновалась…

Ее дрожь передалась моим ладоням; Долли напоминала перепуганного зверька, трясущегося кролика, вызволенного из западни. Судья смотрел виновато, не зная, куда девать руки; он чувствовал себя лишним – возможно, казнил себя за то, что не сумел уберечь Кэтрин. Но что он мог сделать? Приди он ей на помощь, его бы тоже схватили; шериф, Большой Эдди и вся эта компания – с ними шутки плохи. Уж если кто и виноват, так я. С Кэтрин, скорее всего, ничего бы не случилось, не пойди она меня искать. Я начал было рассказывать о событиях на поле, но Долли меня перебила и откинула вуаль, словно прогоняя дурной сон.

– Я не могу поверить в то, что больше не увижу Кэтрин. Если бы можно было побежать за ней, найти ее. Я никак не могу поверить в то, что всему виной Верена. Коллин, как думаешь, неужели мир действительно так плох? Еще вчера я смотрела на него другими глазами.

Судья уперся в меня взглядом: по-моему, он пытался подсказать мне правильный ответ. Но я знал его и так. Твой личный мир, какие бы в нем ни бушевали страсти, всегда хорош, он не бывает вульгарным. Долли же, вместе с Кэтрин и мной, жила в своем рафинированном мирке, закрытом от злых ветров внешнего мира.

– Нет, Долли, он не так плох.

Она провела рукой по лбу:

– Если это так, то Кэтрин вот-вот появится. Пусть не найдя тебя и Райли, но она вернется.

– А кстати, где Райли? – спросил судья.

Он убежал вперед, и больше я его не видел. Неожиданно нас обоих, судью и меня, охватил страх; мы вытянулись во весь рост и стали его звать на все лады. Но наши голоса, бумерангом обогнув лес, снова и снова возвращались в глухую тишину. Я понял, что случилось: он свалился в один из старых индейских колодцев – не он первый, не он последний. Я уже хотел высказать вслух свою гипотезу, как вдруг судья приложил палец к губам. Слух у него как у собаки; лично я ничего не слышал. Но он оказался прав: по дорожке кто-то приближался. Вскоре выяснилось, что это Мод Риордан и старшая сестра Райли, Элизабет, та, что поумнее. Близкие подруги, они были в похожих белых свитерах, а Элизабет несла с собой скрипку в футляре.

– Эй, Элизабет, – позвал судья, и девушки разом вздрогнули, так как они не успели нас обнаружить. – Скажи, детка, ты видела своего брата?

Мод первая пришла в себя.

– Еще как видела, – заявила она твердо. – Я провожала домой Элизабет после музыкального урока, когда нас нагнал Райли на скорости девяносто миль в час, чуть не задавил. Элизабет, ты должна с ним поговорить. Короче, он попросил найти вас и передать, чтобы вы не волновались, он вам потом сам все объяснит. Что все, уж не знаю.

С Мод и Элизабет я вместе учился, но потом они перескочили через один класс и в прошлом июне окончили школу. С Мод я был накоротке, одно лето я брал уроки пианино у ее матери, а вот Элизабет Хендерсон училась игре на скрипке у ее отца. Сама Мод играла на скрипке бесподобно, и всего за неделю до этих событий я с радостью прочитал в городской газете, что ее пригласили выступить на радио в Бирмингеме. Риорданы были милые, обходительные и веселые. Я стал брать уроки не потому, что хотел освоить пианино, а потому что мне нравилась миссис Риордан, пышнотелая блондинка, и дружеские умные беседы перед великолепным инструментом, притягивавшим к себе запахами лака и шиком; особенно же мне нравилось, что после урока Мод приглашала меня выпить с ней лимонада на прохладном заднем крыльце. Курносая, ушки как у эльфа, стройная, живая, от отца она унаследовала ирландские черные глаза, а от матери платиновые волосы, от которых веяло утренней свежестью, – не сравнить с ее лучшей подругой, задумчивой и мрачноватой Элизабет. Уж не знаю, что они между собой обсуждали: книжки или, может, музыку. Но со мной Мод говорила о мальчиках, свиданках и сплетнях в аптеке; ужасно, да, что Райли Хендерсон гоняется за всякой шушерой? Она жалела Элизабет и радовалась, что та, несмотря ни на что, высоко держит голову. Невооруженным глазом было видно, что сердце Мод отдано Райли, и все же какое-то время мне казалось, что я в нее влюблен. Дома я постоянно упоминал ее имя, пока Кэтрин не сказала: «Мод Риордан, она ж такая тощая, не за что ущипнуть. Нужно быть сумасшедшим, чтобы обратить на нее внимание». Однажды я расстарался: своими руками сплел букетик из душистого горошка для корсажа Мод и пригласил ее в «Кафе Фила», где мы поужинали канзасскими стейками, а потом на танцы в отель «Лола». Но она повела себя так, словно я не заслужил даже права на прощальный поцелуй.

– По-моему, Коллин, не стоит, хотя спасибо тебе за этот вечер.

Меня, можно сказать, продинамили, но я не стал сильно переживать, и на нашей дружбе это не отразилось. Как-то раз, в конце урока, миссис Риордан не дала мне, как обычно, новую вещь в качестве домашнего задания, а вместо этого вежливо объявила, что нам не стоит продолжать занятия.