Трумен Капоте - Завтрак у Тиффани. Голоса травы

– Мы тебя очень любим, Коллин, и мне не надо лишний раз говорить, что в этом доме тебе всегда рады. Но буду откровенна, у тебя, дорогой мой, отсутствуют музыкальные способности. Такое иногда случается, и, думаю, было бы нечестно, и с моей стороны, и с твоей, делать вид, что все хорошо.

Все так, но моя гордость была уязвлена, мне дали отставку. Я теперь думал о всей семье с горечью, и со временем, когда забылись с таким трудом усвоенные мелодии, я решил от них отгородиться. Поначалу Мод по привычке останавливала меня после школы и приглашала домой, но я всякий раз находил отговорки, тем более пришла зима, и мне нравилось проводить время на кухне в компании с Долли и Кэтрин. Последняя ко мне приставала: «Что это ты перестал говорить о Мод Риордан?» – «Перестал, и все». Может, я и не говорил о ней, но думать-то не перестал, и стоило мне увидеть ее под нашим деревом, как что-то сжалось в груди. Я впервые взглянул на ситуацию трезво: не выглядим ли мы смешными в глазах Мод и Элизабет? Они ведь мои ровесники, что, если они меня осуждают?

Но они держались так, как если бы мы встретились на улице или в аптеке.

– Мод, как твой отец? – спросил судья. – Я слышал, что он неважно себя чувствует.

– Да все нормально. Мужчины вечно на что-то жалуются, сами знаете. Вы-то как, сэр?

– Жаль, – сказал судья, думая о своем. – Передай отцу от меня привет и скажи, что я желаю ему поскорей поправиться.

Мод согласно кивнула:

– Спасибо, сэр, я передам. Ему будет приятно ваше участие, я знаю.

Подняв юбку, она уселась в заросли мха и насильно усадила рядом Элизабет, у которой никогда не было уменьшительного имени. Кто-то пробовал называть ее Бетти, но через неделю она снова превращалась в Элизабет: так она на всех действовала. Вялая, тонкокостная, строгие черные волосы и апатичное, временами ангельское лицо. На длинной, как стебель лилии, шее она носила медальон из финифти с миниатюрным портретом отца-миссионера.

– Элизабет, ты погляди, какая у мисс Долли симпатичная шляпка, – сказала Мод. – Бархатная, с вуалью.

Долли, словно очнувшись, потрогала свою голову.

– Обычно я не ношу шляпы. Мы собирались путешествовать.

– Кто-то говорил, что вы ушли из дома, – осторожно заметила Мод, прежде чем открыть карты. – Собственно, об этом все только и говорят, да, Элизабет?

Та кивнула без всякого энтузиазма.

– Чего только не услышишь. По дороге сюда мы встретили Гаса Хэма, так он сказал, что цветную женщину по имени Кэтрин Крук (я ничего не переврала?) арестовали за то, что она ударила миссис Бастер кувшином.

На это Долли сказала, подчеркивая каждое слово:

– Кэтрин к этому не имела никакого отношения.

– Значит, кто-то другой, – заметила Мод. – Этим утром мы видели миссис Бастер на почте, и она всем показывала шишку на голове, довольно большую. Настоящая шишка, да, Элизабет?

Та в ответ зевнула.

– Кто б ее ни стукнул, он заслуживает медаль.

– Нет, – вздохнула Долли, – так говорить нехорошо, это досадное недоразумение. Нам всем есть в чем себя винить.

Тут Мод наконец заметила меня.

– Коллин, ты-то мне и нужен, – заговорила она скороговоркой, словно желая прикрыть смущение: не ее, мое. – Мы с Элизабет устраиваем хеллоуинский маскарад, по полной программе, и мы хотим тебя нарядить в костюм скелета и посадить в темной комнате, чтобы ты всем предсказывал судьбу. Ты ведь мастер…

– Рассказывать небылицы, – подсказала Элизабет равнодушным тоном.

– В сущности, это одно и то же, – подвела черту Мод.

Уж не знаю, с чего они взяли, что я хороший рассказчик, разве что в классе я проявлял особый талант выкручиваться.

– Маскарад – это хорошо, – сказал я, – но вы на меня лучше не рассчитывайте. К тому времени мы можем оказаться в тюрьме.

– Ну ладно. – Мод отнеслась к моим словам как к привычной отговорке, почему я не зайду к ним домой.

– Слушай, Мод, – решил помочь нам судья, так как повисла долгая пауза. – Ты ведь у нас без пяти минут звезда. Я прочел в газете, что ты выступишь на радио.

Словно грезя вслух, она стала объяснять, что радиопередача – это финал соревнования участников со всего штата и что главный приз – музыкальная стипендия в университете, а занявший второе место получит половину стипендии.

– Я сыграю папину серенаду, написанную в день моего появления на свет. Это сюрприз, он ничего не должен знать.

– Попросите ее сыграть, – сказала Элизабет, открывая футляр.

Мод была само великодушие, ее не пришлось упрашивать. Скрипка цвета красного вина, уткнувшаяся ей в подбородок, завибрировала под ее пальцами, настраиваясь на нужный лад. Нахальная бабочка, присевшая на смычок, вспорхнула, стоило тому пройтись по струнам и извлечь музыку сродни целой стае бабочек, небесную предвестницу весны, радующую ухо в заскорузлом осеннем лесу. Но вот грустная музыка сошла на нет, на скрипку упала серебристая прядь.

Мы зааплодировали, а когда аплодисменты смолкли, все услышали загадочные жидкие хлопки. Из зарослей папоротника вышел Райли, и при виде его Мод залилась румянцем. Знай она, что он слушает, вряд ли сыграла бы так же хорошо.

Райли велел девушкам идти домой; им явно не хотелось, но Элизабет не могла ослушаться брата.

– Запри двери, – сказал он ей, – а ты, Мод, переночуй у нас, если не возражаешь. Будут спрашивать, где я, вы ничего не знаете.

Мне пришлось помочь ему залезть на дерево, поскольку он пришел с ружьем и тяжелым рюкзаком с продуктами, а там бутылка с розовым вином на изюме, апельсины, сардины, венские сосиски, булочки из пекарни «Руками Кэти» и большая коробка с печеньем в форме зверюшек, каждая из которых вызывала общий восторг. Долли, расчувствовавшись, сказала, что мы должны расцеловать Райли, но все как-то сразу помрачнели, слушая его рассказ. Когда мы с ним в лесу расстались, он побежал на крики Кэтрин. Так он вышел к прерии, где стал свидетелем моей стычки с Большим Эдди.

– Что ж ты не пришел мне на помощь? – спросил я.

– Ты и сам отлично справился. Большой Эдди тебя еще долго будет помнить; он согнулся пополам, да еще прихрамывал.

К тому же Райли смекнул: никто не знает, что и он сидел с нами на дереве, так что ему лучше пока не высовываться, а последовать за помощниками шерифа. Они затолкали Кэтрин на заднее откидное сиденье старенького купе Большого Эдди и доставили прямиком в тюрьму, а Райли держался у них на хвосте.

– Перед тюрьмой собралась небольшая толпа – подростки, старики-фермеры. К тому времени Кэтрин, похоже, успокоилась. Вы бы ею гордились. Она прошла мимо зевак, придерживая платье и вскинув голову вот так.

Райли по-королевски вздернул подбородок. Как часто Кэтрин делала это на моих глазах, особенно когда ей что-нибудь ставили на вид (сокрытие деталей головоломки, распространение ложных слухов, нежелание вставлять зубы); вот и Долли, узнав это движение, зарылась в носовой платок.