Джозеф Конрад - Личное дело. Рассказы (сборник)

Примерно такими словами, только в подобающих месту неизъяснимых выражениях, я готовлюсь умиротворить Олмейера в Обители Блаженных Теней, раз уж так вышло, что пути наши разошлись много лет назад и в этом мире нам уже не встретиться.

Для писателя, который никогда всерьез не помышлял о подобном поприще, чье воображение никогда не тревожили литературные амбиции, появление на свет первой книги с трудом поддается разумному объяснению. Лично я не могу связать это событие с каким-либо интеллектуальным или психологическим мотивом. Величайший мой дар – это виртуозная способность ничего не делать, но даже скука не стала для меня разумным поводом взяться за перо. Как бы то ни было, перо было при мне, и в этом нет ничего удивительного. У каждого из нас найдется дома перо – стальной клинок современности в наш просвещенный век однопенсовых марок и открыток по полпенса за штуку. Собственно, это была эпоха, когда почтовая карточка и перо в руках мистера Гладстона [10] Уильям Гладстон – английский государственный деятель и писатель, чьи рецензии гарантировали успех книги. создали репутацию не одному роману. И у меня тоже было перо, оно, правда, куда-то закатилось, поскольку моряк на берегу использует его редко и берет в руки с неохотой; перо, чернила на котором высохли от неосуществленных замыслов, так и не написанных вопреки всем приличиям ответов, писем, начатых с большим трудом и внезапно отложенных до завтрашнего дня, до следующей недели, а то и навсегда. Позабытое, позаброшенное перо, оставляемое при первой же возможности, за которым под гнетом суровой необходимости начинаешь охотиться – без особого энтузиазма, ворча по привычке: «Куда, черт возьми, подевалась эта чертова штуковина?» – никакого уважения! И куда, в самом деле! Может, оно уже день или два отдыхает где-нибудь за диваном. Анемичная дочь моей хозяйки (как описал бы ее Оллендорф [11] Грамматико-переводной метод обучения иностранному языку. Цель обучения сводилась к овладению системой языка и накоплению словарного запаса, используя нелепые фразы и сочетания слов: «Есть ли у вас одноглазая тетка, которая покупает у пекаря канареек и буйволов?», «Любит ли двухлетний сын садовника внучку своей маленькой дочери?», «Руки моей бабушки длиннее ног твоего дедушки». В начале ХХ века в России был издан учебник «Метод Оллендорфа». ), соблюдая похвальную опрятность в отношении собственного внешнего вида, имела привычку подходить к своим обязанностям с барской небрежностью. А может, нежно придавленное ножкой стола оно валяется на полу и разевает свой поврежденный клюв. Человека с литературными наклонностями такое перо может и отпугнуть. Но только не меня! «Ну и ладно. Сгодится».

О, где те беспечные дни! Если бы мне сказали, что любящее семейство, чье представление о моих талантах и значимости и без того сильно преувеличено, придет в состояние волнения и трепета от суматохи, вызванной подозрением, что кто-то коснулся моего священного писательского пера, такую нелепицу я бы не удостоил даже презрительной ухмылки. Есть грезы слишком неправдоподобные, чтобы обращать на них внимание, слишком дикие, чтобы им предаваться, слишком абсурдные даже для улыбки. Возможно, будь этот провидец моим другом, я бы расстроился, но виду не подал. «Увы! – подумал бы я, невозмутимо глядя на него, – бедняга тронулся умом».

Вне всякого сомнения, я бы загрустил: в мире, где журналисты читают знаки небес, где даже божественный ветер дует не куда придется, а следуя пророческому руководству синоптиков, однако в тайны человеческих сердец по-прежнему не проникнуть ни мольбой, ни силой, – в этом мире скорее самый здравомыслящий из моих друзей станет вынашивать зародыш безумия, нежели я стану писателем и буду сочинять истории.

Увлекательнейшее занятие для часов досуга – с любопытством изучать перемены в собственном я. Эта область настолько обширная, с таким количеством сюрпризов, а предмет изучения столь полон бесполезных, но любопытных намеков на влияние невидимых сил, что занятие это отнюдь не утомительное. Я не говорю сейчас о людях с манией величия, беспокойно несущих венец безмерного тщеславия, которые никогда не знают покоя в этом мире. И даже покинув его и оказавшись в стесненных условиях последнего пристанища, продолжают рвать и метать от злости там, где всем без исключения положено лежать спокойненько во мраке. И уж тем более я не имею ввиду те амбициозные умы, которые, постоянно преследуя очередную цель на пути к величию, не располагают и минутой, чтобы взглянуть на себя отстраненно и беспристрастно.

И очень напрасно. И те и другие несчастны. А с ними и вся братия совершенно лишенных воображения жалких созданий c опустошенным и невидящим взглядом, под которым, как выразился великий французский писатель, «вся вселенная превращается в пустоту». Все они не понимают главной задачи человека, чье пребывание на земле, в этом пристанище противоречивых суждений, столь коротко. Если смотреть на вселенную с точки зрения морали, мы все сильнее запутываемся в клубке противоречий столь жестоких и абсурдных, что остатки веры, надежды, милосердия и даже здравого смысла, кажется, вот-вот испарятся. Все это наводит меня на подозрение, что цель мироздания не имеет ничего общего с моралью. Я предпочел бы искренне верить, что задача вселенной – впечатлять. Это феерия, пробуждающая любовь, благоговение, обожание и даже, если хотите, ненависть, но только не отчаяние! В этом зрелище, и восхитительном и мучительном, и заключается своего рода мораль. Остальное – вопрос восприятия: смех и слезы, нежность и негодование, невозмутимость холодного сердца и равнодушное любопытство – все это мы! Возможно, если мы станем неустанно, самозабвенно присматриваться к каждой частице мироздания, отраженной в нашем сознании, – мы тем самым выполним свое истинное предназначение на этой земле. Для этого провидению нужен, наверное, только наш разум, наделенный голосом, чтобы мы могли свидетельствовать об увиденных чудесах, непреодолимых страхах, всепоглощающей страсти и безграничном спокойствии, о высшем законе и о вечном таинстве величественного зрелища.

Chi lo sa? [12] Как знать? ( итал. ). Может, оно и так. Тогда в этом мире есть место для любой радости и печали, любой светлой мечты, всякой благородной надежды, любой религии, кроме извращенной веры безбожника, под маской которой скрывается лишь кислая мина. Главное, сохранить преданность тем чувствам, которые снизошли на нас с небес, где бесчисленные звезды и жуткие расстояния могут довести нас до смеха и до слез, как в стишке про Моржа и Плотника: «И горько плакали они, взирая на песок» [13] «И горько плакали они, взирая на песок: – Ах, если б кто-нибудь убрать весь этот мусор мог!» Кэрролл Л. Приключения Алисы в Стране чудес. Сквозь зеркало, и что там увидела Алиса, или Алиса в Зазеркалье / пер. и послесловие Н.М. Демуровой; стихи в переводах С.Я. Маршака и Д.Г. Орловской. София: Издательство литературы на иностранных языках, 1967. . А для холодных сердцем все это может и вовсе не иметь значения.