Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Посмотрим, — резко сказала она, отдернула руку, вскочила и бросилась к двери.

Сбитый с толку Майкл взглянул на нее и подумал: «Что все это значит?»

Миссис Хеггенер остановилась у двери, толкнула ее, и она со щелчком захлопнулась. Высоко держа голову, хозяйка гостиницы повернула лицо к Майклу, вытащила из прически заколку, и пепельные волосы, отливающие медью в свете камина, рассыпались по плечам и упали на грудь.

— А теперь, — сказала она, серьезно глядя на Майкла, — погасите, пожалуйста, свет.

Внешность Евы таила в себе обман. При таком росте и узком лице, решил Майкл, у Евы должно быть худощавое, угловатое тело, которое скрывалось под свободным черным платьем. Но теперь он увидел, что его линии отличаются плавностью. Оно было вскормлено на венских пирожных и густом горячем chaucolat mit schlag [70] шоколад со взбитыми сливками ( нем .). из лучших confiseries [71] кондитерские ( нем .). старой столицы австро-венгерской империи.

Аскетическое лицо также оказалось иллюзией. В ее вкусах и поведении не было ничего аскетического. Майкл наслаждался возвращением мужской силы и охотно шел навстречу требованиям искушенной Евы. На балах при дворе, должно быть, одна из ее бабушек вела за собой в турах вальса своего кавалера, а не наоборот. Уткнувшись в душистые волосы Евы, Майкл вдруг подумал: «Видела бы меня сейчас физиотерапевт».

Он не имел понятия о том, сколько времени прошло до того момента, когда она откатилась в сторону и вытянулась рядом с Майклом, положив на него ногу. Ева удовлетворенно вздохнула.

— Еще один способ забыться, — сказала она. — Возможно, лучший.

Он с досадой отметил, что она воспринимает его как партнера по спорту, и это ему не понравилось. Теплота, подумал Майкл, ей не свойственна.

— Надо же, все европейцы твердят, что американцы не умеют заниматься любовью. И я их слушала. — Усмехнувшись, она придвинулась к Майклу и поцеловала его в шею под ухом. — Ты сказал, что останешься по крайней мере до конца сезона. Если понравится. Тебе понравилось?

— Весьма.

Она снова усмехнулась:

— Это по-американски. Лаконичный стиль янки. Синдром Гари Купера. Австриец сейчас полчаса декламировал бы мне Гейне или Шиллера.

— К сожалению, я ничего не знаю наизусть из Гейне и Шиллера. Следующий раз я попробую вспомнить Йитса. «Я стар и сед…»

— Ты вовсе не так стар и сед, как думаешь.

— Сегодня — да.

Знала бы она, что он пережил с того момента, как они с отцом Трейси едва не утонули возле Лонг-Айленда!

— Сегодня — да, — задумчиво повторила Ева. — Я воспринимаю это как комплимент.

— Это действительно комплимент.

— Какой, по-твоему, сейчас час?

— Четверть после блаженства, — ответил он, и Ева снова удовлетворенно усмехнулась.

Майкл догадался, что она привыкла слышать любезности от мужчин. Он потянулся к часам, лежавшим на тумбочке, и уставился на светящийся циферблат.

— Двадцать минут пятого.

— Mein Gott [72] Боже мой ( нем .). . Скоро появятся горничные. Им не следует видеть хозяйку дома, покидающую номер гостя в таком ужасном виде.

Ева быстро поднялась с кровати и торопливо оделась, но волосы оставила распущенными, затем подошла к Майклу и поцеловала его.

— Ты — чудо, — сказал он.

— Леди старалась, — произнесла она, снова поцеловала его и тихо добавила: — Du. Du.

— Что это значит?

— Ты, — сказала Ева. — Ты. Единственное число, второе лицо.

Будь признателен судьбе, подумал он, за те дары, что приносит ночь. Ева ушла, мелькнув безмолвной тенью в последнем отсвете камина.

Майкл потянулся на мягкой постели, наслаждаясь упругостью мышц. Сейчас он не жалел о том, что ему уже не двадцать один год. «Выпадет снег или нет, — подумал Майкл, проваливаясь в сон, — я рано не встану».

Поздно утром он плотно позавтракал в безлюдной столовой. Еду подавал тот самый паренек, который принес его вещи. Взглянув в окно, Майкл увидел, что идет небольшой снег, но тут же тает на солнце, и лужайка зеленеет травой. Сегодня не покатаешься, подумал Майкл.

Миссис Хеггенер — так он по-прежнему называл про себя хозяйку отеля — нигде не было видно. Он вспомнил, что Дэвид Калли хочет поговорить с ним, и вышел на улицу, собираясь сесть в машину и поехать в лыжную школу.

Рядом с «порше» стоял большой многоместный «универсал». Проходя между двумя машинами, он услышал женский голос:

— Здравствуй, Майкл.

За рулем «универсала» сидела Норма Калли.

— Здравствуй, Норма. Ты что здесь делаешь?

— Поджидаю тебя. Папа сказал мне, где ты остановился.

Яркий клетчатый платок на голове у Нормы подчеркивал бледность ее усталого лица. Нервно стиснув руки, она робко улыбнулась Майклу:

— Ты мне нужен на пару слов. У тебя есть время?

— Конечно.

— Ты не сядешь в машину? Утро холодное, а у меня включен отопитель.

— Мне тепло, — сказал Майкл.

— Не надо меня бояться. — Норма с трудом улыбнулась. — Я на тебя не брошусь.

— Почему ты не пришла вчера вечером к родителям?

От смущения Норма поерзала на сиденье.

— Из-за тебя. Я не знала, как отреагировать на твое появление, и не хотела выглядеть дурой перед папой и мамой. Я боялась, что засмеюсь или заплачу, или упаду в обморок, а может, стану винить тебя в моей загубленной жизни, кинусь тебе на шею и назову тебя единственным мужчиной, которого любила. Мне нужно было все обдумать за ночь.

— Норма, милая, — ласково сказал Майкл, — четырнадцать лет назад ты просто по-детски увлеклась другом своих родителей. Сейчас ты замужем, у тебя двое детей. По словам твоей мамы, ты теперь разумная взрослая женщина, и ничего подобного ты бы не сделала. Ты сказала бы: «Здравствуй, Майкл. Мы все рады, что ты снова у нас. Хочешь посмотреть фотографии моих детей?»

— Вероятно, — неуверенно произнесла Норма. — Но я могла сказать, что тебе не следовало целовать меня после кино и говорить, что больше всего ты любишь кататься именно со мной. Я могла сказать, что тебе не следовало играть чувствами неопытной провинциалки и поощрять ее мечты о близости с тобой, даже о браке и жизни в Нью-Йорке.

— Прости меня, Норма, — сказал Майкл, раскаиваясь в своем легкомыслии. — Ты мне нравилась, я был настолько глуп, что не подозревал о твоих чувствах.

— Наверное, ты догадывался, что каждая девушка и женщина в городе грезили тобой.

— Не знал, что я настолько обаятелен, — суховато сказал Майкл.

— Ты казался таким уверенным в себе. Будто все тебе нипочем. Это к тебе и привлекало, помимо всего прочего.

Майкл невесело улыбнулся:

— Неужели я производил такое впечатление? Я вовсе не был уверен в себе тогда, а уж сейчас — тем более. Почему бы нам не остаться друзьями? Следующий раз, когда твои родители позовут меня на обед, обещаешь прийти?