Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Для таких, как Джо Рейнолдс, это еще худшее преступление. Он ударил ее, а она назло ему стала расписывать, какой вы замечательный, умный и веселый, и еще добавила, что другие женщины от вас в восторге. И после всего этого ожидаете, что он будет вас обожать? Тем более что тогда вы были важной шишкой, а он прыщавым юнцом, начинающим репортеришкой.

— Но сейчас он должен чувствовать себя отмщенным, — предположил Крейг.

— Что-то в этом роде, — признала девушка. — Но ему этого недостаточно. Он сообщил мне множество сведений о вас, которые и легли в основу статьи. И предложил заголовок.

— Какой же? — с любопытством спросил Крейг.

— «Человек, который иссяк».

Крейг кивнул:

— Вульгарно, но броско. Последуете его совету?

— Пока не знаю.

— От чего это зависит?

— От вас. Каким вы мне покажетесь, когда я поближе вас узнаю. Если, конечно, узнаю. От того, сколько мужества у вас еще осталось. Или воли. Или таланта. Конечно, мне было бы намного легче, если бы вы дали мне прочесть тот сценарий, что обещали показать Уолту Клейну.

— А об этом вы откуда знаете?

— Сэм Бойд — мой друг.

Сэм Бойд был одним из вундеркиндов Клейна.

— Он сказал, что заедет завтра утром за сценарием. Мы завтракаем вместе.

— Попросите его явиться после завтрака.

— Обязательно, — пообещала она, протягивая стакан. — Он пустой.

Крейг поднялся, отнес стаканы к столу, где стояла бутылка, и снова налил виски.

— Спасибо, — поблагодарила она, спокойно глядя на него.

Он наклонился и осторожно поцеловал ее в мягкие несопротивляющиеся губы. Но тут она отстранилась. Крейг отступил.

— Довольно, — пробормотала Гейл. — Иду домой.

Он попытался было коснуться ее руки.

— Оставьте меня в покое! — почти взвизгнула она и, схватив плащ, метнулась к двери.

— Гейл… — начал он, шагнув к ней.

— Жалкий старик! — прошипела она. Дверь с шумом захлопнулась.

Он не торопясь допил виски, потушил свет и прошел в спальню. Лежа голым на простынях в теплом мраке, он прислушивался к случайному шороху шин проезжавших по набережной автомобилей и неумолчному шуму прибоя. Сон не шел: слишком много всего случилось сегодня. Выпитое отзывалось болью в висках. В голове калейдоскопическим вихрем крутились и складывались обрывки вечера: Клейн в бархатном пиджаке, знакомивший друг с другом всех и каждого, Корелли с девушками, Грин, в одиночестве орошающий дорогую газонную траву, кровь Рейнолдса…

И среди этой мешанины… игра (было ли это игрой?) Гейл Маккиннон. Ее временами вспыхивающая юношеская и одновременно зрелая чувственность. Приглашение и отказ. Вспомни и пожалей об утерянной красоте Натали Сорель, постарайся забыть Дэвида Тейчмена, смерть, таившуюся под студийным париком.

Крейг неловко заерзал. Похоже на традиционную рождественскую вечеринку в офисе. С той разницей, что в обыкновенных конторах такие вечеринки не устраивают дважды в неделю.

Послышался тихий стук в дверь. Стук, которого он почти ожидал. Крейг встал, накинул халат и открыл дверь.

В тускло освещенном коридоре стояла Гейл Маккиннон.

— Входите, — сказал он.

Он смутно понимал, что за окном уже рассвело, но никак не мог проснуться. Кто-то мерно дышал рядом, где-то разрывался телефон.

Не двигаясь и не открывая глаз, в тщетном старании оттянуть начало дня, он пошарил по прикроватному столику и ощупью нашел трубку.

Далекий голос, едва пробившийся сквозь помехи, произнес:

— Доброе утро, дорогой.

— Кто это? — невнятно пробормотал он.

— А что, так много людей называют тебя «дорогой»? — пропел тонкий, едва слышный голос.

— О, прости, Констанс, — сообразил он. — Такое впечатление, словно ты в миллионах миль отсюда.

Крейг наконец разлепил глаза и повернул голову. По соседней подушке разметались каштановые волосы. Гейл не мигая смотрела на него: глаза с синими искорками были серьезными, почти мрачными. Простыня почти сползла, и Крейг обнаружил поистине чудовищную эрекцию. Он уже не помнил, когда так возбуждался, и теперь едва подавил идиотский порыв поскорее прикрыться.

— Ты все еще в постели? — удивилась Констанс. Едва слышный упрек, донесшийся по неисправному кабелю через шестьсот миль. — Уже начало одиннадцатого!

— Разве? — глупо выдавил он. Его плоть все больше набухала с каждым мгновением и угрожающе вздымалась. Он ощущал на себе бесстрастный взгляд с соседней подушки, украдкой любовался очертаниями ее тела под простыней, сознавая, что вторая кровать по-прежнему аккуратно застелена. В ней по-прежнему не спали. Жаль, что у него с языка сорвалось имя Констанс!

— Здесь все поздние пташки, — объяснил он. — Как дела в Париже?

— Хуже некуда. А у тебя?

Крейг поколебался.

— Ничего нового, — наконец выдавил он.

Выражение лица Гейл осталось таким же серьезным. Ни тени улыбки. Взгляд почти ощутимо давил на его вздыбленный фаллос, возвышающийся в золотистом утреннем свете, словно неотъемлемая и бесстыдная деталь окружающей обстановки. Гейл медленно протянула руку и оценивающе провела пальцем от самого основания до рубиново-пылающей головки. Крейга немедленно скрутило конвульсией, как от прикосновения к проводу высокого напряжения.

— Святой отшельник, — шепнула она.

— Прежде всего, — продолжал дрожащий, механический, почти неузнаваемый голос на другом конце линии, — я хотела бы извиниться…

— Я едва тебя слышу, — перебил он, делая над собой сверхъестественное усилие, чтобы говорить спокойно. — Может, лучше повесить трубки и попросить телефониста снова нас соединить и…

— Так лучше? Теперь ты слышишь? — неожиданно прорвался сквозь помехи голос. Теперь он звучал так отчетливо, будто Констанс сидела за стенкой.

— Д-да, — нерешительно отозвался он, отчаянно пытаясь сообразить, что такое сказать Констанс, чтобы она дала ему передышку, позволила одеться, перейти в гостиную и подождать, пока она перезвонит. Но в эту минуту он был способен лишь отделываться междометиями.

— Я сказала, что хочу извиниться, — повторила Констанс, — за то, что вела себя как последняя стерва. Ты ведь знаешь, на меня иногда находит.

— Да, — повторил он. В нижней части его тела все оставалось по-прежнему.

— И поблагодарить за снимок со львенком. Как мило с твоей стороны.

— Да.

— У меня хорошие новости, — продолжала Констанс. — По крайней мере я надеюсь, что ты посчитаешь их хорошими.

— Какие новости?

Он осторожно, по миллиметру, подтягивал край простыни, ухитрившись прикрыться почти до пояса.

— Завтра или послезавтра я, вероятно, буду в твоих краях. Марсель.

— Марсель? — тупо повторил он, не в силах вспомнить, где находится Марсель. — Почему Марсель?