Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Пьяный дурман. Он лжет самому себе. Да, он пил, но не так уж много. И знал, что, если бы не выпил и капли, все равно вел бы себя так же.

Во всем виноваты Канны, оправдывался он перед собой. Город, созданный, чтобы потакать всем ощущениям: свобода, яркое солнце, пиршество плоти. И в темных зрительных залах по всему городу на людей влияет будоражащая терпкая сексуальность фильмов, полных восхитительных слияний, многоцветья порока, молодого разврата, — слишком пьянящая атмосфера для одинокого стареющего человека без серьезных привязанностей, скитающегося без компаса по этому невеселому году.

И в довершение всех бед — приезд дочери. Кой черт дернул его послать эту телеграмму?

Крейг громко застонал, но тут же огляделся, не услышал ли кто, и поднес ко рту платок, притворяясь, что закашлялся. Потом выпрямился и заказал еще виски.

Он приехал в Канны в поисках ответов. А получилось так, что за эти несколько дней умножил и без того бесчисленные вопросы. И все усложнил. Может, лучшим выходом было бы немедленно отправиться в кассу и взять билет до Парижа, Нью-Йорка, Лондона или Вены? Он, как северянин, чувствует себя комфортно только в более суровом климате, белые, исполненные языческого духа южные города не для него. Будь он мудрее, навсегда покинул бы пагубные затягивающие соблазны Средиземноморья. Разумная идея.

Но Крейг не двинулся с места. Никаких билетов он не купит. Пока.

Помощник Клейна Бойд позвонил из вестибюля во время завтрака, и Крейг отослал рукопись «Трех горизонтов» с посыльным. Если сценарий Клейну не понравится, значит, пора уезжать из Канн. Это решение успокоило его. Дало что-то вроде цели, на которую следует ориентироваться. Теперь выбор зависит уже не от него. От судьбы.

Ему сразу стало легче. Поднимая стакан с виски, он заметил, что пальцы больше не дрожат.

Колеса самолета замерли на бетонном покрытии. Из открытого зева посыпались легко одетые пассажиры; подолы шелковых платьев парусили на ветру. Крейг различил в толпе Энн. Длинные белокурые волосы хлестали ее по лицу. Девушка энергичным шагом направилась к балкону, выискивая глазами отца. Крейг помахал рукой. Она махнула в ответ и почти побежала. В руках ее болтался туго набитый брезентовый мешок цвета хаки, похожий на те, которые продаются в армейских магазинах. Он отметил, что походка у нее по-прежнему неуклюжая, немного расхлябанная, словно девушка не стремится претендовать на женственную грацию. Может, предложить ей брать уроки художественной гимнастики?

На Энн были помятый голубой плащ и темно-коричневые слаксы. Ни одного яркого пятна, если не считать волос. Среди ярких летних платьев, цветастых сорочек и полосатых пиджаков остальных пассажиров она казалась настоящей Золушкой. Интересно, кому она подражает сейчас?

В противовес всякому здравому смыслу Крейг раздраженно поморщился. В те времена, когда деньги лились потоком, он основал два трастовых фонда для Энн и Марши. Доходы с них были не бог весть какими, но на новую одежду, несомненно, хватило бы. Придется как можно тактичнее намекнуть ей на необходимость посетить здешние магазины. Хорошо еще, что она по крайней мере чисто умыта, носит туфли и не кажется одурманенной гашишем индейской скво. Возблагодарим Господа и за малые милости.

Он заплатил за виски и спустился вниз.

Когда Энн вышла вслед за носильщиком, тащившим ее чемоданы, Крейг придал лицу соответствующее случаю радостное выражение. Она совершенно по-детски бросилась к нему, обняла и с размаху чмокнула куда-то в шею.

— О, папа! — вскрикнула она, уткнувшись ему в грудь.

Он погладил плечо изжеванного голубого плаща и невольно вспомнил другой поцелуй и другое юное тело в своих объятиях сегодняшним утром.

— Дай-ка взглянуть на тебя, — попросил он. Энн чуть отстранилась, чтобы он смог получше ее рассмотреть. Она не пользовалась косметикой, да и не нуждалась в ней. Типично калифорнийская девица: ясноглазая, загорелая, цветущая, с выгоревшими на солнце волосами и легкой россыпью веснушек на переносице изящного прямого носика. Судя по оценкам, училась она превосходно, но трудно поверить, что она вообще берет в руки книги, а не проводит все время на пляжах, водных лыжах, досках для серфинга и теннисных кортах. Будь он на ее месте, вряд ли стал бы корячиться над учебниками.

Он не видел ее полгода и теперь заметил, как она округлилась и налилась, а ничем не стесненные груди под темно-зеленым свитером сильно отяжелели. Зато лицо осунулось, заострилось, став почти треугольным, с чуть заметными впадинками под высокими скулами. Она всегда была здоровым ребенком и теперь превратилась в настоящую женщину.

— Ну и как? Нравится то, что видишь? — спросила она улыбаясь. Старый стереотипный вопрос, придуманный Энн в давнем детстве.

— Более-менее, — поддразнил он. Разве можно облечь в слова ту нежность, охватившую его, безрассудное теплое ощущение самодовольства, которое неизменно доставляла она, плод его чресел, свидетельство жизнеспособности и родительской мудрости. Он сжал ее руку, втайне поражаясь, что всего несколько минут назад досадовал при мысли о ее приезде.

Рука об руку они последовали за носильщиком через пассажирский терминал. Он помог носильщику забросить ее вещи в багажник. Брезентовый мешок, раздувшийся от книг, оказался очень тяжелым. Одна книга выпала на асфальт. Крейг поднял ее. «Воспитание чувств», на французском. Крейг не смог сдержать улыбки. Ну и предусмотрительная же путешественница его дочь: рассчитывает встретиться здесь с прошлым веком.

Они направились по шоссе, ведущему в Канны. Поток машин был такой плотный, что приходилось буквально плестись. Время от времени Энн наклонялась к нему и гладила по щеке, словно легким прикосновением пальцев убеждая себя, что отец здесь, совсем рядом.

— Какое синее море, — протянула она. — Поверишь, это было самое сумасбродное приглашение в моей жизни. — Она засмеялась какой-то своей мысли. — Кстати, твоя жена утверждает, что ты покупаешь мою привязанность.

— А ты? Ты тоже так считаешь?

— Если это верно, продолжай в том же духе.

— Как твоя швейцарская поездка? — осторожно осведомился он.

— Средней паршивости.

— Что мать делает в Женеве?

— Консультируется с частными банками. Ее приятель ей помогает. — Голос Энн неожиданно стал жестким. — С тех пор как ты стал давать ей столько денег, она заделалась настоящим асом инвестиций. Заявляет, что американская экономика не кажется ей достаточно стабильной, и намеревается отныне иметь дело только с немецкими и японскими компаниями. Велела передать тебе, чтобы последовал ее примеру. Говорит, это просто смехотворно — получать всего пять процентов годовых. Ты, мол, никогда не был деловым человеком, и она заботится о твоих интересах. — Энн слегка поморщилась. — Кроме того, в твоих же интересах немедленно бросить ту парижскую дамочку.