Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Пораженная, Роберта перевела взгляд на Патрини; ее нижняя челюсть немного отвисла, и, спохватившись, она закрыла рот столь энергично, что явственно расслышала стук зубов.

— Мой дорогой барон, — лицо Патрини мгновенно преобразила ослепительная улыбка, — позвольте представить вам моего юного американского друга и обладательницу удивительного таланта мисс Роберту Джеймс. Мисс Джеймс, перед вами барон Уммузеедер.

Так, во всяком случае, прозвучало для уха Роберты, имя мужчины. В глубине души она в который уже раз прокляла свою неспособность разобраться хотя бы во французских именах.

— Я очень рада, — вежливо улыбаясь седовласому барону, ответила она. Голос ее при этом был на октаву выше обычного.

Подхватив с мольберта стопку акварелей, Роберта принялась торопливо расставлять их прямо на полу у стены. С неожиданной резвостью к ней на помощь пришел Патрини, и через пару минут галерея превратилась в персональную выставку. Шутка ли — восемь месяцев упорного труда!

В зале воцарилась полная тишина. Барон, заложив руки за спину, неторопливо двигался вдоль стены, надолго останавливаясь перед одними листами и быстро минуя другие. Время от времени он одобрительно кивал. Патрини скромно стоял у окна, спиной к залу, глядя на бесконечный поток машин, наполнявших приглушенным рокотом моторов уютное помещение, пол которого был покрыт толстым ковром.

Замерев напротив рисунка, который Роберта сделала в зоопарке Венсенна — детишки в синих лыжных костюмчиках смотрят на клетку с леопардом, — барон наконец заговорил.

— Никак не могу понять, — глаза его оставались прикованными к листу бумаги, — какой мне нравится больше — этот или тот. — Он медленно сделал несколько шагов и остановился перед эскизом холста для витрины магазина.

— Если позволите, — бесшумно приблизившись к клиенту, выдохнул Патрини, — я выскажу свое мнение. Почему бы вам не забрать домой оба? Всмотритесь в них на досуге и примете решение.

— А леди ничего не будет иметь против? — Барон почтительно повернулся к Роберте.

— Нет, — с трудом сдержав крик, ответила она. — Не будет.

— Вот и отлично. Я пришлю кого-нибудь за ними завтра утром.

Барон отвесил Роберте сдержанный поклон, надел свою великолепную шляпу и вышел в предупредительно распахнутую владельцем галереи дверь.

Не прошло и минуты, как Патрини стремительно вернулся в зал и поднял два выбранных посетителем рисунка.

— Замечательно. Я всегда верил, что в некоторых случаях бывает очень полезно познакомить клиента с художником. — Критическим взором уставившись на выполненную Робертой в студии Раймона карандашную зарисовку обнаженной натуры, он добавил: — А я на пару недель оставлю здесь и это. Если ненароком обронить несколько слов о том, что барон проявил интерес к вашим работам, то кое-кто из других клиентов тоже захочет взглянуть на них. Как вы, конечно, знаете, барон — очень известный коллекционер.

— Конечно, знаю, — соврала Роберта.

— У него несколько отличных полотен Сутина, есть Матисс и прямо-таки первоклассный Брак. Ну и, естественно, как у всех, Пикассо. Обязательно дам знать, когда он вспомнит о вас.

Где-то зазвонил телефон, и Патрини бросился на звук, унося под мышкой три листа. До слуха Роберты донесся торопливый, неразборчивый шепот — так могли бы общаться профессиональные шпионы.

Постояв в нерешительности пару минут, Роберта собрала свои рисунки, уложила их в портфель и направилась к выходу. У раскрытой двери кабинета Патрини она на мгновение остановилась: тот продолжал что-то шептать в трубку.

— До свидания, мадемуазель, — помахал он пухлой белой рукой.

Безусловно, какая-нибудь более длинная фраза была бы уместнее, ведь сегодня как-никак к ее рисункам впервые проявили настоящий, неподдельный интерес, их даже захотели купить! Но вид Патрини говорил о том, что беседа по телефону может затянуться до полуночи. Бог с ним, он все-таки попрощался. Неуверенно улыбнувшись, Роберта вышла на улицу.

В упавших на город сумерках она легким, радостным шагом шла мимо мерцающих подобно огромным драгоценным камням витрин роскошных магазинов — в джинсах, кроссовках и коротенькой, грязно-коричневого цвета курточке, со старым зеленым портфелем под мышкой, этакая пуританочка на фоне разодетых в меха, благоухавших дорогими пряными ароматами дам, которые представляли собой, так сказать, естественную фауну улицы Фобур-Сент-Оноре. Роберта шла и видела, как по обеим сторонам от нее распахиваются тяжелые двери музеев, как люди толпятся у билетных касс, на стенах которых огромными буквами выписано ее фамилия: ДЖЕЙМС. Сейчас, когда она приближалась к Куинни, уже знакомые ей голоса райских птиц звучали еще громче, еще веселее.

Полная суеверных предчувствий, Роберта решила ничего не говорить Ги о знакомстве в галерее. Когда это произойдет, когда рисунок (любой из двух выбранных) будет куплен и пополнит собой коллекцию барона, тогда можно будет объявить о первом успехе и отметить его. Да и как признаться Ги в том, что она не разобрала на слух имени барона и не решилась выяснить его даже после ухода респектабельного господина в фетровой шляпе? Необходимо будет зайти на днях в галерею и, улучив подходящий момент, попросить Патрини произнести его еще раз, по буквам.

Ги сидел перед стаканом ананасного сока в углу просторного, переполненного кафе и с раздражением смотрел на стрелки наручных часов. К тайному разочарованию Роберты, он никогда не пил вина или более крепких напитков. Алкоголь — это проклятие Франции, неоднократно повторял Ги, вино превратило французов во второразрядную нацию. Правда, спиртного Роберта и сама ни разу в жизни не пробовала, но, когда находилась рядом с единственным в стране мужчиной, который в ответ на предложение карты вин просил принести кока-колы, она чувствовала себя обманутой. Уж больно подобная сцена напоминала Чикаго.

Увидев Роберту, Ги не слишком любезно поднялся.

— Что случилось? Я сижу здесь уже целую вечность, пришлось выпить три стакана сока.

— Прости. — Она опустила портфель на соседний стул. — Патрини был ужасно занят.

— Как все прошло? — заметно успокоившись после ее слов, поинтересовался Ги.

— В общем-то не так уж и плохо. — Роберте ужасно хотелось выпалить замечательную новость, но она сдержалась. — Он сказал, что с удовольствием посмотрит, как я работаю маслом.

— Идиот. Все они идиоты! — Ги нервно сжал ее руку. — Да твой Патрини ногти будет грызть от досады, как только ты прославишься. — Он сделал знак официанту: — Deux jus d’ananas [239] Два ананасных сока ( фр .). , — и тут же повернулся к Роберте. — Ну и каковы же твои намерения?

— Намерения? В отношении тебя?