Бенджамин Дизраэли - Сибилла

— Мне бы всё равно нашли замену, — сказал Уорнер, — какую-нибудь девчонку или бабу. Было бы так же плохо!

— Так что же твой друг, Уолтер Джерард, он был таким же, как ты, а теперь получает два фунта в неделю — во всяком случае, я не раз слышала, как ты о том говорил.

— Уолтер Джерард очень способный человек, — возразил Уорнер. — Если бы он захотел стать мастером, то уже добился бы своего.

— Так за чем дело стало?

— У него нет жены и детей, — ответил Уорнер, — не дал ему Господь такого счастья.

Младенец проснулся и заплакал.

— Ах! Дитя мое! — воскликнула мать. — Вот ведь подлая Генриетта! Амелия, у меня есть кусочек сухаря. Я еще вчера припасла его для малыша; размочи в воде и, на вот, оберни в ситцевую тряпку; пусть пососет, а там и успокоится; я могу вытерпеть что угодно — но только не этот плач.

— К полудню я завершу работу, — сказал Уорнер, — а там, даст Бог, и позавтракаем.

— Но ведь до полудня еще два часа, — сказала жена. — И Барбер всегда так задерживает тебя! Терпеть не могу этого Барбера! Вот помяни мое слово, он снова не даст тебе аванса, ты ведь не принес заказ в субботу вечером. На твоем месте, Филип, я бы взяла эту тряпку и продала бы как есть в одной из грошовых лавок.

— Я всю свою жизнь был верен слову чести, — ответил Уорнер.

— Много это тебе дало! — воскликнула жена. — Бедняжка Амелия! Как же ты дрожишь! Кажется, солнце никогда не заглядывает в наши окна. Вот уж действительно скверное место!

— Недолго оно будет досаждать тебе, Мэри, — сказал муж. — Мне больше нечем платить за жилье; просто удивительно, что до сих пор не пришли за недельной платой.

— Куда же нам идти? — охнула жена.

— В то самое место, куда солнце уж наверняка не заглядывает, — ответил супруг, и в голосе его зазвучало горькое злорадство, — в подвал.

— И зачем я только на свет уродилась! — заголосила жена. — Но ведь когда-то я всё же была счастлива! Это ведь не наша вина! Я никак не возьму в толк, Уорнер, почему ты не можешь получать два фунта в неделю, как Уолтер Джерард?

— Тьфу! — плюнул муж.

— Ты сказал, у него нет семьи, — продолжала жена. — Мне казалось, что у него есть дочь.

— Так ведь она ему не обуза. Сестра мистера Траффорда — настоятельница нашего монастыря. Когда мать Сибиллы умерла, миссис Траффорд приютила сиротку и воспитала ее.

— О! Так она монашка?

— Еще нет, но, думаю, всё к тому и идет.

— Ну уж нет, я скорее умру с голоду, — сказала жена, — чем позволю своим девочкам стать монашками.

«Здесь живет Филип Уорнер?» — осведомился звонкий, необычайно приятный голос.

В эту секунду в дверь постучали. Уорнер выбрался из-за станка и отворил.

— Здесь живет Филип Уорнер? — осведомился звонкий, необычайно приятный голос.

— Он перед вами.

— Меня прислал Уолтер Джерард, — продолжал голос. — Он получил ваше письмо только вчера вечером. Девушка, в чьем доме ваша дочь оставила это послание, ушла на этой неделе с фабрики мистера Траффорда.

— Пожалуйста, входите.

И в комнату вошла СИБИЛЛА.

— Вашей жене нездоровится? — спросила Сибилла.

— Еще как! — ответила жена Уорнера. — Наша дочь подло с нами обошлась. Сбежала без спросу и разрешения. А ведь у нас и не было ничего, кроме ее жалованья. Филип у нас, видите ли, не такой, как Уолтер Джерард; он не может получать два фунта в неделю, а почему так, я всё в толк не возьму.

— Молчи, молчи, жена! — замахал на нее Уорнер. — Полагаю, я говорю с дочерью Джерарда?

— Именно так.

— А! Вот ведь славно! Совсем как в былые времена, — ведь Уолтер Джерард был моим другом, да и сам я тогда был совсем не тот, что нынче.

— Вот и отец так говорит, а вчера вечером прислал ко мне человека и попросил навестить вас утром. Он только вчера получил ваше письмо.

— Генриетта должна была передать его Каролине, — сказала жена. — Этой девчонке, которая поманила ее за собой, виновнице всех наших бед. Выходит, она и от Траффорда ушла? Тогда, судя по всему, они с Генриеттой снимают комнату на двоих.

— Вам плохо? — Сибилла приблизилась к постели, на которой лежала женщина. — Дайте вашу руку, — мягко прибавила она. — Какая горячая!

— Я совсем озябла, — ответила женщина. — Уорнер ни за что не закроет окно, пока дождь не зальет комнату.

— А вы, я боюсь, промокли, — перебил жену Уорнер, обращаясь к Сибилле.

— Совсем немного. А у вас не горит очаг. Ах да, я принесла вам кое-что, но огня этим не разжечь.

— Если б он попросил у жильца снизу хотя бы одну колоду угля! — воскликнула жена. — Я ему говорю: неужели соседи откажут? Так ведь он ни в какую, дескать, и так слишком часто просил.

— Я непременно попрошу, — пообещала Сибилла. — Только сначала вот что: мой провожатый остался на улице, — прибавила она, — и у него есть для вас корзинка. Гарольд, входи.

Ребенок заплакал, как только в комнату вбежал большой пес — молодой бладхаунд старинной породы; {331} в наши дни таких можно обнаружить разве что в некоторых старинных замках и на фермах севера Англии. Сибилла отвязала корзинку и дала кричащему младенцу кусочек сахара. Взгляд девушки был еще слаще, чем успокоительное лакомство; малютка распахнул на нее свои огромные голубые глаза, на мгновение оторопел — и тут же улыбнулся.

— О! Прекрасное дитя! — воскликнула Сибилла; она взяла ребенка с тюфяка и прижала его к груди.

— Вы ангел небесный! — воскликнула мать малыша. — И по правде сказать, столь же прекрасны. Подумать только, эта паршивица Генриетта бросила нас всех на произвол судьбы!

Сибилла извлекла содержимое монастырской корзинки и, указывая на него, обратилась к Уорнеру.

— Вот, — сказала она, — разложите всё это, как я вам скажу, а я пока спущусь и поговорю с теми, кто живет внизу, как вы и хотели. Гарольд, побудь здесь! — И пес улегся в самом дальнем углу.

— И это дочь Джерарда? — произнесла жена ткача. — Подумать только! Зарабатывай два фунта в неделю, и будет тебе умница-дочь, а не бессовестная мерзавка вроде нашей Генриетты! Да с этакими деньжищами чего только не сделаешь! Что там у тебя, Уорнер? Чай? Ого! Я бы выпила глоточек чаю! От чаю мне наверняка станет легче. Я прямо-таки мечтала о нем. Уорнер, беги вниз, попроси у них чайник кипятка. Это же лучше, чем пламя всего мира. Амелия, девочка моя, гляди, что нам прислали! Полным-полно еды! Расскажи об этом Марии. Вы славные девочки, вы никогда не станете такими, как эта подлая Генриетта. Когда вы начнете зарабатывать, вы же отдадите деньги вашей бедной матери и братику, верно?

— Да, мама, — ответила Амелия.

— И папочке тоже, — сказала Мария.