Пэлем Вудхауз - Фамильная честь Вустеров. Радость поутру

– Какой же я болван!

– Первостатейный.

– Что делать?

– Не знаю.

– Берти, придумай что-нибудь!

Я принялся напряженно думать, и старания мои увенчались успехом.

– Скажи, что́ именно произошло в конце этой вульгарной сцены? Ты отдал ему блокнот. Он сразу же воткнулся в него читать?

– Нет, сунул в карман.

– И, судя по его виду, по-прежнему намеревался принять ванну?

– Да.

– Тогда расскажи, в какой карман он его положил? В смысле – в карман чего? Что на нем было надето?

– Халат.

– А под халатом – думай, Финк-Ноттл, хорошо думай, от этого твоя судьба зависит, – а под халатом была рубашка, брюки и прочее?

– Да, брюки на нем были, я обратил внимание.

– Тогда надежда еще есть. Расставшись с тобой, он наверняка пошел к себе в комнату разоблачиться. Ты говоришь, он здорово разозлился.

– Раскалился докрасна.

– Очень хорошо. Знание человеческой природы дает мне основание предположить, что субъект в столь возбужденном состоянии не станет тратить время, шаря по карманам в поисках блокнота, который куда-то сунул, и тем более знакомиться со сделанными в нем записями. Он сбросит одежду и поскорее в ванную. Блокнот наверняка все еще в кармане халата, а халат он, без сомнения, кинул на кровать или на спинку стула, и тебе нужно прокрасться в его комнату и взять блокнот.

Я ожидал, что столь ясное логическое построение вызовет радостный возглас и бурные изъявления благодарности. Но Гасси лишь в сомнении водил ногами по ковру.

– Говоришь, надо прокрасться в его комнату?

– Да.

– Пропади все пропадом!

– В чем дело?

– Ты уверен, что другого способа нет?

– Конечно, уверен.

– Понятно… Берти, может, ты сходишь туда вместо меня?

– Нет.

– Многие бы пошли, не отказались помочь старому школьному другу.

– Мало ли на свете дураков.

– Берти, неужели ты забыл нашу прекрасную юность, школьные годы?

– Забыл.

– Не помнишь, как я поделился с тобой последней плиткой молочного шоколада?

– Не помню.

– А ведь я отдал тебе половину, и ты сказал, что сделаешь для меня все, если понадобится… Но если эти клятвы – святые клятвы, как назвали бы их некоторые, – ничего для тебя не значат, что ж, говорить нам больше не о чем.

Он потоптался в комнате, как та самая кошка в пословице, потом вынул из нагрудного кармана фотографию Мадлен Бассет и впился в нее взглядом. Наверное, черпал в ней силы. Вот глаза его заблестели. Лицо утратило рыбье выражение. Он вышел с решительным видом и тут же вернулся, да еще дверь за собой захлопнул.

– Берти, послушай, там Спод!

– Ну и что?

– Он бросился на меня.

– Что-о-о, бросился на тебя?

Я нахмурился. Я терпелив, но не надо испытывать мое терпение. Неужели после всего, что я сказал Родерику Споду, он не сдался? Невероятно! Я распахнул дверь и убедился, что Гасси не обманул меня. Спод действительно был в коридоре.

Увидев меня, он стал ниже ростом.

– Спод, вам что-нибудь от меня нужно? – обратился я к нему сурово, ледяным тоном.

– Нет, нет, ничего. Благодарю.

– Иди, Гасси, – сказал я и остался стоять, наблюдая, как он прошел мимо этой гориллы, стараясь держаться как можно дальше, и скрылся за углом. Убедившись, что все благополучно, я обратился к Споду.

– Спод, – произнес я ровным, бесстрастным тоном, – я приказал вам оставить Гасси в покое или не приказывал?

Весь его вид выражал мольбу.

– Пожалуйста, Вустер, может быть, вы позволите мне хоть как-нибудь его проучить? Ну самую малость: хотя бы дать пинка под зад?

– Никогда.

– Конечно, все будет, как вы скажете. – Он удрученно поскреб щеку. – А вы читали этот блокнот, Вустер?

– Нет.

– Он написал, что мои усы в точности похожи на бледное грязное пятнышко, которое осталось на краю кухонной раковины после того, как там раздавили таракана.

– У него всегда был поэтический склад ума.

– А когда я ем спаржу, перестаешь верить, что человек – венец творения.

– Да, помню, он говорил мне. Кстати, он прав. Я обратил внимание за ужином. Совет вам на будущее, Спод: берите овощи в рот деликатно и беззвучно. Не спешите, не набрасывайтесь на них с чавканьем. Старайтесь помнить, что вы человек, а не акула.

– Ха-ха-ха! Человек, а не акула! Очень остроумно, Вустер. Отлично сказано.

Он снова засмеялся – не скажу, чтоб очень искренне, как мне показалось; и тут подоспел Дживс с графином на подносе.

– Принес бренди, сэр.

– Что-то вы долго, Дживс.

– Да, сэр. Я снова приношу извинения за столь долгое отсутствие. Я задержался с полицейским Оутсом.

– Вот как, опять болтали?

– Не столько болтал, сэр, сколько останавливал ему кровь.

– Кровь?

– Да, сэр. С полицейским произошел несчастный случай.

Легкая досада мгновенно улетучилась, ее место заняла жестокая радость. Жизнь в Тотли-Тауэрсе закалила меня, благородные чувства притупились, известие, что с полицейским Оутсом приключился несчастный случай, вызвало у меня ликование. Честное слово, только одно могло доставить мне еще большее удовольствие: весть о том, что сэр Уоткин Бассет наступил на кусок мыла и всей своей тушей грохнулся в ванну.

– Что за несчастный случай?

– Его ранили, сэр, когда он пытался отнять серебряную корову сэра Уоткина Бассета у ночного грабителя.

У Спода вырвался крик.

– Но ведь корову не украли?

– Украли, сэр.

Родерик Спод был потрясен. Если вы помните, он с самого начала относился к корове с отеческой нежностью. Больше он слушать не стал, тут же унесся прочь, а мы с Дживсом вошли в комнату. Я сгорал от любопытства.

– Рассказывайте, Дживс, рассказывайте.

– Видите ли, сэр, добиться от полицейского связного повествования не удалось, однако я заключил, что он нервничал и волновался…

– Без сомнения, из-за того, что не может переговорить с папашей Бассетом, который, как мы знаем, принимает сейчас ванну, и получить у него позволение покинуть пост и рвануть ко мне за своей каской.

– Без сомнения, сэр. А поскольку он так сильно нервничал, ему чрезвычайно хотелось покурить трубку. Но это рискованно, ведь его могут застать с трубкой при исполнении обязанностей, да еще в комнате, которую заполнят клубы дыма, и потому он вышел в сад.

– Да уж, у этого Оутса ума палата.

– Стеклянную дверь он оставил открытой. А немного погодя его внимание привлекли доносившиеся из комнаты звуки.

– Что за звуки?

– Звуки крадущихся шагов, сэр.

– В комнату кто-то незаметно прокрался?

– Именно, сэр. А потом раздался звон разбитого стекла. Он поспешил в комнату, в которой, естественно, не было света.

– Почему?

– Потому что он его выключил, сэр.

Я кивнул. Мне было все ясно.

– Сэр Уоткин дал ему указание охранять коллекцию в темноте, чтобы у грабителя создалось впечатление, будто в комнате никого нет.