Джон Донн - Стихотворения и поэмы

Свиданьем первым, сведшим навсегда,
Желаньями, что вспыхнули тогда,
Надеждами без утоленья, всею
Решимостью, которую имею,
Взаимностью – и памятью о днях
Гонений, о ловушках, о врагах —
Молю тебя бесслезно… Но во имя
Любви, не уничтоженной ни злыми
Наветами, ни яростью отца,
Во имя клятв, которым нет конца,
Я заклинаю, я переклинаю
Все наши клятвы прежние… Я знаю:
Преступней, чем уехать одному,
Я поступлю, коль в путь тебя возьму,
Ведь путь опасен. Не скорби душою —
Не будь пажом, останься госпожою.
Останься госпожой, благослови
Меня в дорогу манием любви

И знай, что даже смерть нас не сумеет
Разъединить: душа к душе приспеет.
Ведь красота не обуздает шквал,
Любовь не усмирит девятый вал,
Не сможет нежность укротить Борея, —
Припомни, как погибла Орифея, —
Он в клочья растерзал ее, любя.
Воистину безумие – тебя
Опасности подвергнуть понапрасну.
В разлуке – души слитны и согласны.
Пойми, как простодушен твой расчет:
Наряд пажа, как раз наоборот,
Лишь привлечет вниманье к стройной стати,
Столь женственной и в юношеском платье.
То будет не обман – самообман.
Болван, как он ни вырядись, – болван;
В миг полного затмения Селена
Селеною пребудет неизменно.
Французы – мастера таких затей,
Хлыщи, хамелеоны всех мастей,
Развратники, венерики, притворы —
Разоблачат неловкого актера
И ни на шаг проходу не дадут.
А итальянцы, как известно, чтут
И мальчиков – лишь были бы смазливы.
Как содомиты, бросятся ретиво
На ангела… Голландец пристает
К кому угодно, если перепьет,
А пьян он вечно. Как унять злодея?..
Останься! Англия – вот галерея
Для медленных прогулок той, что ждет,
Когда Господь на небо призовет.
Мои удачи пусть почаще снятся
Тебе в такие ночи, но бояться
Огласки, как и прежде, ты должна.
Ни похвала, ни брань мне не нужна,
Публичных славословий иль проклятий
Я не хочу! И не сгоняй с кровати
Служанку диким воплем: ох! ох! ох!
Любимый рухнул на альпийский мох!
Ограблен! ранен! схвачен в плен и пытан!
Таких речей итог давно испытан:
Накликаешь! Решит Зевес, что мне
В былом – любви достаточно вполне.

Я в небе измененья наблюдаю,
А сам разнообразье отвергаю
И не делю со многими любовь…
Но только новизна волнует кровь.
Ведь солнце, золотой властитель света,
Преображая тусклые предметы,
По зодиаку движется вперед
И, кончив старый, входит в новый год.
Вселенная подвластна измененью:
Лишь в нем одном источник наслажденья
Прозрачнее всего реки поток,
Где он широк и путь его далек,
Пруд может быть приятною картиной,
Но он гниет и зарастает тиной.
Не говорите мне, друзья, о ней,
Что лишь она достойна быть моей.
Ее желанной сделала природа,
Пожалуй, для всего мужского рода, —
Я первый бы презреньем заклеймил
Того, кто бы ее не полюбил,
Я жизнь готов отдать, в любви сгорая,
Но, как хотите, я не понимаю,
Зачем служить я должен лишь одной,
Не смея и помыслить о другой?
Нет, мне не по душе закон такой!
Я белокурой нынче околдован,
Сияньем золотых волос я скован,
Взор нимфы обольстил меня, увлек…
Я даже бы в могилу с нею лег!
Но и смуглянка может стать любимой,
Ведь речь ее влечет неодолимо.
В иных, хотя достоинств этих нет,
Но тоже привлекает некий свет,
И хоть они не блещут красотою,
Зато пленяют мыслей чистотою,
И тут нас соблазняет, так сказать,
Сама попытка их завоевать.
А нашим предкам счастье улыбалось:
Измена там виною не считалась,
Кого желал, ту делал ты женой,
Ты мог владеть красавицей любой:
Женились на сестре и на кузине,
Как водится у персов и поныне.
Храня свое достоинство всегда,
Там дама сразу говорила: «Да!»
Совсем не то теперь уже на свете:
Доверчивость заманивают в сети,
Забыт природы благостный закон,
Хоть предками священно чтился он,
И хартия свобод ушла в забвенье,
И стали мы теперь рабами Мненья.
Чудовище ужасное оно,
Нам с ним – увы! – считаться суждено:
Оно веленьем моды непреклонной
Диктует нам и нравы и законы,
Неся любви непоправимый вред,
И прежней силы у любви уж нет!
Амур теперь зачахнул и смирился,
Могучих крыльев он своих лишился,
Утратил лук тугой с колчаном стрел,
Которыми сердца разить умел.
Как мало тех, кто нынешней порою
Остался в дружбе с вольностью былою!
Сторонники низвергнутой любви,
Они хранят ей преданность в крови —
И, нынешние обходя запреты,
Дают ей вечной верности обеты.
В их лагерь, скромный рыцарь, встал и я,
И не уступит им любовь моя.
Я радость нахожу в таком служенье,
Готов я исполнять ее веленья,
И, данный лишь одним движеньем глаз,
Мгновенно сердце выполнит приказ.
Наступит некогда иное время,
И я отвергну тягостное бремя:
Не вечно рабство, должный срок пройдет,
И лучший век свободу нам вернет.
То, что дало нам времени теченье,
Не так легко поддастся измененью,
Страстей мгновенных схлынет суета,
С достоинством сольется красота,
И, ежели в одной найдется счастье,
Навек мы будем у нее во власти.

Влюбленный, если он к венцу любви
Не устремляет помыслы свои,
Схож с моряком, доверившимся бездне
Лишь ради приступа морской болезни.
Любовь свою, как медвежонка мать,
Мы не должны без удержу лизать,
Ее мы этим только изувечим,
Слепивши зверя с ликом человечьим.
В единстве совершенство нам дано:
Люби одну, и в ней люби – одно.
То, что мы ценим в золотом дукате,
Не ковкость, не наружный блеск и, кстати,
Не благородство и не чистота,
Не звон приятный и не красота,
А только то, что злато в наше время —
Душа торговли, признанная всеми.
И в женщинах нам следует отнюдь
Ценить не свойства внешние, а суть.
Любить иначе было б оскорбленьем
Любви – иль сущим недоразуменьем.
Чтить добродетель? Нет, благодарим!
Мужчина – не бесполый херувим
И не бесплотный дух. Всяк мне свидетель:
Мы любим в женщине не добродетель,
Не красоту, не деньги. Путать с ней
Ее достоинства, по мне, гнусней,
Чем путаться тайком с ее же дворней.
Амура не ищите в выси горней.
Подземный бог, с Плутоном наравне
В золотоносной, жаркой глубине
Царит он. Оттого ему мужчины
Приносят жертвы в ямки и ложбины.
Небесные тела земных светлей,
Но пахарю земля всего милей.
Как ни отрадны речи и манеры,
Но в женщинах важней другие сферы.
Суть женская не меньше, чем душа,
Годна любви, вольна и хороша.
Но слишком долго в дебрях проплутает,
Кто верхний путь к сей цели избирает.
В лесу ее кудрей полно препон:

В капканах и силках застрянет он.
Ее чело, как море штилевое,
В недвижном истомит его покое —
Иль вдруг нахмурясь, за волной волну
Погонит, чтоб пустить его ко дну.
Нос, устремленный вниз, к полдневным странам,
Деля, как нулевым меридианом,
Два полушарья щек, приводит нас
Вернее, чем звезда или компас,
К Блаженным островам – но не Канарам,
Где вас поддельным опоят нектаром,
А к сладостным устам, куда доплыв,
Любой моряк сочтет, что он счастлив
Навеки! Там сирены распевают,
Премудрые оракулы вещают
Благие тайны, там – жемчужный грот,
Где Прилипала страстная живет.
Оттуда, миновав мыс Подбородка
И Геллеспонт пройдя довольно ходко
Меж Секстом и Абидосом грудей
(Пролив, небезопасный для ладей!),
Мы выйдем на простор безбрежной влаги,
Где родинок лежат архипелаги,