Джон Донн - Стихотворения и поэмы

О, странник мой, отплывший в добрый час
Под парусами разума и чувства
По морю знаний к берегам Искусства,
К сокровищам, что скрыты там от глаз!
Стремясь вперед вдоль новых побережий,
Не позабудь проведать те края,
Где бьет из гор кастальская струя:
Там запасешься ты водою свежей.
Нет, я не тщусь речами притянуть
К себе младую душу, как сирены
Иль новый ваш схизматик вдохновенный, —
Я говорю, чтоб воздух всколыхнуть:
Затем, что, искорку в тебе почуя,
Раздуть огонь поэзии хочу я.

Святую жажду знаний, милый друг,
Ужели впрямь не утолил еще ты
И разума не переполнил соты
Сладчайшей квинтэссенцией наук?
Тебя, как сосунка, отнять бы, право,
От Кембриджа, кормилицы твоей:
Давно пора тебе в кругу друзей
За томом том жевать закон и право!
Не то придется – уж не обессудь —
Как мне, на склоне дня с натугой браться
За дело, что по утренней прохладце
Давно бы кончить… Так, сбираясь в путь,
Иной все тянет с выездом до ночи,
А там в потемках гонит что есть мочи.

Коль с Музой нынче ты живешь в ладу
И вы, друг дружку заключив в объятья,
Плодитесь, – вас не стану отвлекать я
И в грех отца семейства не введу.
Моя же Муза развелась со мною,
Найдя, что к ней я сильно поостыл;
Коль так, не след, а впрочем, нет и сил
Второй обзаводиться мне женою.
Вот почему не сыщешь, как ни жаль,
Материи ты в рифмах этих квелых:
Без матери на свет я произвел их.
Плодами вдохновенья их едва ль
Сочтут, – вот разве ты их не прогонишь,
Но примешь и как должно узаконишь.

Блажен тот край, где скрылось божество,
Где ныне Солнце сердца моего;
За ним вослед и Лето скрылось прочь,
В двухмесячную погрузив нас ночь, —
И лишь неволей возвратясь домой,
Пылает, злится и грозит чумой.
Твой Север Югом стал, с тех пор как там
Она гостит, а наш – не Юг, а срам.
Тоскует сердце и скулит, как пес,
Чтоб в жертву Солнцу ты его принес.
Вот, шлю его тебе: ты там в Раю,
Спаси же друга и любовь мою.
Да будет тучен злак в твоих лугах,
Скотина пусть растет, как на дрожжах;
Да будет рощ твоих зеленый лист
Кудряв, – а если нужно, золотист;
Да принесут тебе по двойне в срок
Овечки; да обскачет твой конек
Соседских; да вовек не станет твой
Сын пасынком или жена – вдовой;
И да хранит тебя Небес броня;
Лишь молви ей словечко за меня.

Ты, первый из оставшихся друзей,
Что вписаны в реестр души моей
И шлют приветы – из родного ль края
Иль с берегов Секваны и Дуная, —
Ты, словно Лету, переплыл свой Трент
И всех нас позабыл в один момент.
Нет! Мало, из супружеских объятий
С утра восстав, предаться без изъятий
Всем сельским радостям: есть, пить, скакать,
Блюсти хлеба, стада, во всё вникать —
И вновь на брачное вернуться ложе.
Ведь надо ж и друзьям, и Музе тоже
Час уделить: ужель, тебя даря

Любовью и стихом, мы с ней старались зря?

Привет тебе, певец, душа живая!
Давно мне люб твой негасимый жар,
А пуще – быстрый ум и щедрый дар,
Которым я дивлюсь не преставая.
Иных поэтов речь перед твоей —
Хрип старческий иль жалкий писк детей.
Как с ясным полднем сумеркам унылым,
Тягаться им с тобою не по силам.

Коль вправду людям слаще и милей
Чужая зависть, а не состраданье —
Я твой завистник; ты ж, сие посланье
Прочтя, меня, напротив, пожалей:
Я безобразен волею Природы,
Фортуною записан в нищеброды,
Теперь же, пред ученостью твоей —
Я, ко всему, бездарный дуралей.

Как жаль, что скромность, модную отраву,
До дна впитали праздные сердца
И обретет лишь славу гордеца
Муж, сам себя восславивший по праву.
Ведь есть один – иного не сыскать —
Предмет, что твоему перу под стать:
Ты сам! И лишь твое перо на свете
Достойно рассказать о сем предмете.

Мои же рифмы грубы, – ну так что ж?
Не вышел бог – перемалюем в черта
(Сказал маляр); стихи худого сорта
Ты доброй прозой, может быть, сочтешь.
А я твое ответное посланье,
Как верный шут, возьму для подражанья
И, ставши обезьяною твоей,
Средь прочих прослыву царем зверей.

Отсюда врозь брести стихам и мне;
Им – к другу, мне – к древесной тишине,
Я к Няньке Муз, к питомцу Муз – оне.

Как Дом стоит, хоть Зодчий в гроб сошел,
Как безопасно может врать Посол,
Когда в стране смятенье и раскол, —

Так, пусть я гибну, скорбью обуян,
Стихи, моих невзгод подробный План,
Дождутся встречи с тем, кто мне желан.

Не страшно, коли мне удачи нет;
Всё счастье – им. Прими же как Портрет
Иль неприкрашенной любви Обет
Горсть этих строк – и к чести их простой
Меня любви взаимной удостой.

Ступай, мой стих хромой, к кому – сам знаешь;
В дороге, верно, ты не заплутаешь.
Я дал тебе, мой верный вестовщик,
Подобье стоп и разум, и язык.
Будь за меня предстатель и молитель,
Я твой один Творец, ты мой Спаситель.
Скажи ему, что долгий, мудрый спор,
В чем ад и где, окончен с этих пор;
Доказано, что ад есть разлученье
С друзьями – и безвестности мученье —
Здесь, где зараза входит в каждый дом
И поджидает за любым углом.
С тобой моя любовь: иди, не мешкай,
Моей ты будешь проходною пешкой,
Коль избегу ужасного конца;
А нет – так завещаньем мертвеца.

Тревожась, будто баба на сносях,
Надежду я носил в себе и страх:
Когда ж ты мне напишешь, вертопрах?

Я вести о тебе у всех подряд
Выклянчивал, любой подачке рад,
Гадая по глазам, кто чем богат.

Но вот письмо пришло, и я воскрес,
Голь перекатная, я ныне Крез,
Голодный, я обрел деликатес.

Душа моя, поднявшись от стола,
Поет: хозяйской милости хвала!
Все, что твоя любовь моей дала,
Обжорствуя, я смел в один присест;
Кого кто любит, тот того и ест.

Как все кривое жаждет распрямиться,
Так стих мой, копошась в грязи, стремится
Из низменности нашей скорбной ввысь
На гордый твой Парнас перенестись.
Оттуда ты весь Лондон зришь, как птица;
Я принужден внизу, как червь, ютиться.
В столице нынче развлечений ноль,
В театрах – запустение и голь.
Таверны, рынки будто опростались,
Как женщины, – и плоскими остались.
Насытить нечем мне глаза свои:
Все казни да медвежие бои.
Пора бежать в деревню, право слово,
Чтоб там беглянку-радость встретить снова.
Держись и ты укромного угла;
Но не жирей, как жадная пчела,
А как купец, торгующий с Москвою,
Что летом возит грузы, а зимою
Их продает, – преобрази свой Сад
В полезный Улей и словесный Склад.