Александр Дюма - Могикане Парижа

– Да.

– Все такую же прекрасную, не так ли?

– Но более бледную, чем всегда, может быть, еще бледнее вас. Когда она вышла из кареты у дверей церкви, колени ее подгибались, и я думал, что она упадет. Отец ее, видимо, думал так же и подошел поддержать ее.

– А г-н Рапп?

– Он тоже подошел, но она точно отшатнулась от него и почти бросилась в объятия маршала. Г-н Рапп подал руку принцессе.

– Вы видели ее мать?

– Да, это странное существо! Еще до сих пор она прекрасна, должно быть, когда-то была невообразимо хороша. Необыкновенно бледная, как будто в ее жилах текла не кровь, а молоко, – она поминутно спотыкалась, точно отвыкла ходить…

– Расскажите о Регине…

– Это было единственное выражение ее слабости, которое я заметил. Она быстро овладела собою, дошла твердыми ногами до клироса, где два кресла и две подушки красного бархата с гербами Ламот Гуданов ждали будущих супругов. Все Сен-Жерменское предместье собралось на эту свадьбу, тут же были и ее три подруги из Сен-Дени…

Петрюс схватил себя за волосы.

– О! Бедное создание! – вскричал он. – Как она будет несчастна!

Затем с усилием он спросил:

– Что же дальше?

– Дальше началась обедня. Служба была очень торжественная. Священник произнес большую проповедь, во время которой Регина два или три раза оглянулась. Я думаю, что она боялась и вместе с тем надеялась увидеть вас.

– Что бы я там делал? – спросил Петрюс с глубоким вздохом.

– Во время проповеди, – продолжал Сальватор, – я вернулся на Бульвар Инвалидов и прождал там возвращения новобрачных. В два часа они приехали. Там также, выходя из кареты, Регина оглянулась вокруг. Я уверен, что она искала вас, но глаза ее встретили меня. Узнала ли она меня? Очень возможно, и мне показалось, что она сделала мне какой-то знак. А, может быть, я и ошибся… Но все-таки я остался ждать… Я ждал час, два. У Инвалидов пробило четыре часа. В это время отворилась калитка около решетки, из нее вышла горничная и посмотрела кругом. Я стоял за деревом, но догадавшись, что она искала меня, – показался. И не ошибся; она вынула из кармана письмо, быстро проговорила: «Отнесите это письмо по адресу» – и вошла назад в калитку. Я прочел ваше имя и прибежал сюда.

– Хорошо, – сказал Петрюс. – Теперь хотите ли вы видеть, что в этом письме?

– Если вы считаете меня достойным разделить вашу тайну и способным оказать услугу, – да.

– Прочтите, друг мой, – сказал Петрюс, подавая ему письмо, – и скажите, дурно ли я видел или сошел с ума.

Сальватор также подошел к окну, потому что смеркалось все более и более, и вполголоса прочел:

«Будьте сегодня вечером от десяти до одиннадцати часов около отеля, к вам выйдут и проведут вас ко мне.

Я буду вас ждать. Регина».

– Ну, теперь что вы думаете об этом?

– Я думаю, что с нею случилось что-нибудь особенное, и что Регине нужен защитник, и что, считая вас честным и хорошим человеком, она обращается к вам.

– Хорошо, – сказал Петрюс. – Сегодня в десять часов я буду около отеля.

– Не нужен ли я вам?

– Благодарю вас, г-н Сальватор.

– Идите один, но только дайте мне обещание.

– Какое?

– Не брать с собою оружия.

Петрюс подумал с минуту.

– Вы правы, – сказал он. – Я пойду без всякого оружия.

– Главное, будьте спокойны, благоразумны и хладнокровны.

– Я последую вашему совету. Но окажите мне еще одну услугу.

– Говорите.

– Уведите Жюстена и Жана Робера, посадите в карету Баболена и Розу: я должен остаться один.

– Будьте покойны. Я все устрою.

– Увижу ли я вас завтра утром?

– Если вы этого желаете.

– О, да – очень желаю… Я расскажу вам все, что сочту возможным.

– Друг мой, всегда лучше, когда тайну знает одно сердце; сохраните и вашу, если сможете. Арабская пословица говорит: «Слово – серебро, молчание – золото».

И пожав руку Петрюсу, Сальватор ушел в мастерскую в ту самую минуту, когда Роланд, соскучившись в одиночестве, начал визжать и царапать лапами дверь мастерской.

В ту минуту, когда Сальватор входил в мастерскую, Жан Робер нашел наконец, последнюю ноту для песни Миньоны, у органа зажгли свечи и готовились петь, сочинитель положил свои пальцы на клавиши и ногу – на педаль.

Но при первых звуках Роланд, любя или ненавидя музыку, начал аккомпанировать жалобным воем и стал настолько сильно царапать дверь, что слушать стало невозможно.

– Ну, – сказал Жан Робер, – кажется, Роланду не хочется ждать у дверей. Пусть он войдет.

– Да, да, пусть войдет. Я хочу его видеть, – подтвердила Роза. – Баболен, пойди отвори Роланду дверь.

Баболен в восторге от предвкушения знакомства с собакой Сальватора подбежал к двери и отпер ее.

– Иди сюда, Роланд.

Роланд вовсе не нуждался в приглашении, в два прыжка он был около Сальватора. Однако вдруг вместо того, чтобы приласкаться к своему господину, он остановился и стал неотрывно глядеть на Розу.

– Ну, что же ты, Роланд? – спросил Сальватор. – Что с тобой. Роза?

Этот вопрос был задан одновременно собаке и ребенку.

В самом деле, взгляд собаки сделался каким-то особенным, вопросительным, и Роза, на которую был устремлен этот взгляд, смотрела на собаку изумленными глазами, блеск которых перекрещивался с блеском, сверкавшим в глазах собаки.

Два врага, готовые броситься друг на друга, наверное, не могли бы смотреть более пристальным и пылающим взглядом. Между тем это не был гнев, а, скорее, удивление сверкало в глазах собаки, не ненависть, а какой-то радостный страх блистал в глазах маленькой девочки.

Казалось, глаза девочки говорили: «О! Ты ли это, моя добрая собака?» А глаза собаки в свою очередь спрашивали: «Ты ли это, моя девочка?»

Затем, как будто узнав наконец друга, Роланд бросился к Розе в ту минуту, когда та протянула к нему руки.

Собака и девочка узнали друг друга и упали на пол, обнимая одна другую.

Хотя Сальватор хорошо знал добрый нрав Роланда, но, подумав, что собака взбесилась, он топнул ногой и закричал повелительным тоном:

– Сюда, Роланд!

Известно, что Роланд понимал и любил своего господина, все знают, что он слепо повиновался ему, который был не только его хозяином, но и спасителем. Но тут он не слышал, не понимал ничего, а открыл свою громадную пасть, точно хотел укусить ребенка.

Жюстен и Жан Робер также подумали, что собака взбесилась, каждый из них взял оружие и бросился к животному.

Роза предупредила их намерение.

– О, – вскричала она, – не делайте ничего Брезилю!

Никто не мог понять этого крика, но каждый понял, что девочка не подвергалась никакой опасности. Собака то ложилась около нее, то вертелась у ее ног с радостным визгом, который заставил Петрюса выйти из его комнаты.