Александр Дюма - Могикане Парижа

Придя туда, собака легла на землю и глухо зарычала, как бы говоря: «Я помню это место!»

Деревня Жювизи, или Кур де Франс, стояла на перекрестке, образуемом ныне пересечением двух железных дорог: корбейльской и орлеанской.

Район этот – далеко не живописный. Однако, если пройти сто шагов дальше по берегу Сены, в сторону маленького местечка Шатильон, которое издали казалось одной только хижиной рыбака на берегу реки, открывалось обширное пространство холмов и лесов. Если бы вам пришла охота взять лодку и проплыть вдоль берега Сены, затем повернуть направо, в сторону Этана и Орлеана, вы бы оказались в совсем иной местности. Там вы увидите: Савиньи, знаменитое своим замком, построенным во времена Карла VII; Мортан, известный своим маслом; Вири – своими сырами; десяток маленьких селений, ютившихся на вершинах зеленых холмов или спрятавшихся в долинах, посреди лесов, которые, казалось, сближали их одно с другим. Затем уже вы увидели бы возвышающуюся над всем башню Монтери, которая издали казалась часовым, день и ночь с оружием в руках охраняющим местность. Маленькая речка Орж петляет между всеми этими деревнями.

Между двумя первыми селениями, направо от угла, образуемого теперь постройками железной дороги, и находился ров, который узнал Роланд.

– Да, это было здесь, моя добрая собака. Но мы, однако, пришли сюда не только для того, чтобы узнать это место, не так ли, мой бедный Брезиль?

Собака подняла голову, посмотрела на своего господина, глаза ее сверкали, как два карбункула, и она бросилась вперед.

– Да, да, – прошептал Сальватор, – ты понял, мой добрый товарищ. О! Как неразумны люди в сравнении с тобой! Ступай или, лучше сказать, пойдем, веди меня, я пойду за тобою.

Брезиль пробежал четыреста или пятьсот шагов по дороге в Жювиси, затем остановился перед маленькой хижиной и обнюхал землю. Хижина эта была на тропинке, ведущей к мосту.

Тут Роланд остановился, точно обдумывая что-то.

– Ищи, Роланд, ищи, – сказал Сальватор.

Но Роланд стоял как вкопанный.

– Пойдем, Брезиль, – повторил Сальватор, – пойдем, мой добрый пес.

Имя Брезиля, казалось, вернуло ему мужество.

– Ищи! Ищи! – повторил Сальватор и погладил его. Но Брезиль, как собака, погруженная в серьезные мысли и понимавшая важность решения, которое она должна была принять, казалась равнодушной к голосу и ласкам, которые всегда были ей приятны.

Вдруг она подняла голову, точно озаренная какой-то мыслью, посмотрела на Сальватора, отбежала от хижины и спустилась по тропинке, ведущей к мостику, о котором мы говорили.

Сальватор следовал за нею с быстротою охотника, чувствующего, что собака напала на след.

Собака бежала по дороге, вдоль которой стояли цветущие яблони. Темнота не позволяла видеть эти прекрасные деревья, но воздух был пропитан их ароматом.

Сальватор следовал за Брезилем по этой новой дороге. Брезиль торопливо бежал, не оглядываясь назад, не останавливаясь ни на минуту.

Правда, идя за ним, Сальватор продолжал повторять тихим, но строгим голосом, так возбуждающим чутье собак:

– Ищи, Брезиль, ищи!

Брезиль все шел и шел вперед.

Вдруг луна выглянула из-за черных облаков, и они увидели перед собой решетку парка.

Странная вещь! В ту минуту, когда показалась полная, ясная луна, собака повернулась, посмотрела на небо и жалобно завыла.

Нужно было обладать спокойным мужеством Сальватора, чтобы не почувствовать трепет страха ночью, в часы, когда луна придает всем предметам какой-то фантастический вид и когда изредка слышится только отдаленный лай караульных собак и шелест сухих ветвей и листвы.

Сальватор понял мысль собаки.

– Да, мой добрый Брезиль, да, не правда ли в такую же ночь ты оставил этот дом?.. Ищи, Брезиль, ищи! Мы работаем для твоей маленькой госпожи.

Собака неподвижно стояла перед решеткой.

– Ну, хорошо, я вижу, – сказал Сальватор. – Я вижу, что ты был вскормлен вместе с твоей барышней за этой решеткой, не так ли?

Собака, казалось, поняла его. Она забегала около решетки то вправо, то влево, махая своим длинным хвостом и обнюхивая каждую полоску.

– Ну, Брезиль, – сказал Сальватор, – не можем же мы провести тут всю ночь. Нет ли другого входа? Поищи, мой добрый пес, поищи!

Брезиль, кажется, понял, что тут войти невозможно. Он пробежал вдоль стены шагов полтораста, затем остановился, насторожил уши и уперся мордой в камень.

– О! Тут что-нибудь да есть! – прошептал Сальватор.

Он подошел к стене, внимательно ее осмотрел и, невзирая на глубокие тени от ветвей дерева, скрывавшего от него луну, увидел на серой стене заделанное отверстие фута четыре или пять в диаметре.

– Вот хорошо, Брезиль, очень хорошо, – заметил он собаке. – Тут было отверстие, и ты удивляешься, что его нет. Ты вышел через это отверстие, и ты думал вернуться по этой же дороге, но владелец привел все в порядок, не так ли?

Собака посмотрела на Сальватора, будто говоря:

– Действительно, это было так. Что же нам теперь делать?

– Да, что нам делать? – повторил Сальватор. – Кроме того, что у меня нет ничего, чем бы можно было пробить стену, меня обвинили бы еще во взломе, и это стоило бы мне пяти лет каторжных работ. Это, конечно, не входит в наши намерения, мой добрый Брезиль. Но однако, мой добрый друг, я так же, как и ты, вероятно, хотел бы осмотреть этот парк. Мне кажется, что мы тут что-нибудь найдем.

Рычание Роланда, или, лучше сказать, Брезиля как бы подтвердило эти слова.

– Ну, хорошо, Брезиль, это самое лучшее, – сказал Сальватор, забавляясь как артист и наблюдатель. – Поищи сам какое-нибудь средство, потому что ты сердишься. Я жду, Брезиль, я жду!

Брезиль, казалось, не пропустил ни одного слова из того, что говорил его хозяин, и, будучи сам не в состоянии найти способ проникнуть в парк, он указал его.

Он подался назад и бросился вперед с такой силой, что лапы его достигли верхушки стены.

– Ты сама мудрость, мой милый Брезиль! – сказал Сальватор. – Ты совершено прав. Незачем проламывать стену, когда можно перелезть через нее. Возьмем ее приступом, мой добрый пес, ступай первым. Ты, как мне кажется, у себя, и ты должен меня понимать! Ну, скачи! Гоп-ля!..

И своими руками, которыми, как мы знаем, он так энергично расправлялся с Жаном Быком в первой главе этой истории, Сальватор приподнял собаку-великана до верха стены так же легко, как маркиза или герцогиня приподнимает кингс-чарльза к своим губам.

Таким образом собака дотянулась передними лапами до верха стены, но ей нужна была точка опоры, чтобы перескочить через нее.

Тогда Сальватор наклонил голову, уперся в стену, поставил лапы собаки на свои плечи и снова проговорил:

– Скачи, Брезиль, скачи!

Брезиль перескочил.