Антоний Оссендовский - Ленин

– Товарищ живет в своем кабинете? – спросил Ленин.

– Нет! – возразил Дзержинский, глядя на него подозрительно – У меня есть несколько конспиративных квартир. Не доверяю даже своим людям, так как и среди них были предатели. Со всех сторон на меня охотятся.

Он умолк и склонился над бумагами, проглядывая их и подписывая.

Закончил и пробормотал:

– Здесь у нас документы для расхода ста пятидесяти людей. Группа белых агитаторов, действовавших в деревне…

– Для расхода? Что это значит? – поинтересовался Ленин.

– Для уничтожения, так как следствие закончено, – ответил Дзержинский. – Можем начинать с Владимировым?

Ленин кивнул головой. Дзержинский снял трубку телефона и бросил короткий приказ:

– Немедленно явиться ко мне товарищу Федоренко! Препроводить ко мне арестованного из камеры тридцать один. Иметь в готовности камеру семнадцатую! Когда позвоню, привести ко мне!

Скоро постучали в дверь. Дзержинский быстро схватил со стола револьвер и. направив его в сторону дверей, сказал:

– Войти!

На пороге стоял человек, совершенно, казалось, неуместный в этом мрачном месте. Высокий, стройный, гладко выбритый и старательно причесанный, держался свободно и высокомерно. Отглаженный темно-синий костюм сидел безупречно на худощавой элегантной фигуре, светлый галстук и высокий жесткий воротничок свидетельствовали о культурных манерах их обладателя.

– Ах, это вы, товарищ Федоренко! – воскликнул Дзержинский, кладя револьвер назад. Пожалуйста, приступите к допросу Владимирова в присутствии председателя Совнаркома.

Прибывший судья задержал на Ленине холодные голубые глаза и склонился перед ним с вежливой улыбкой.

– Весьма хорошо складывается! – молвил он звучным голосом.

– Прошу председателя комиссаров занять место у окна и повернуть кресло таким способом, чтобы не быть видимым, о да! Отлично!

Он хлопнул в ладоши. С лязгом винтовок вошли солдаты, сопровождая арестованного.

Долгое мгновение царило молчание. Люди мерили друг друга взглядами, спрашивали о чем-то, что их беспокоило, изучали друг друга без слов.

Наконец прозвучал вежливый голос Федоренко:

– По правде говоря, не хотели бы мы, чтобы вас, товарищ Владимиров, обидели! Между тем мы бессильны, так как вы сохраняете тайну, которую мы должны открыть любой ценой.

Владимиров не отвечал.

Федоренко продолжал дальше спокойно, вежливо:

– Вспомним мы, таким образом, все, что товарищ соизволил нам сообщить! Перед началом революции пролетариата вы были капитаном царской гвардии, а позже записались в союз шоферов и заняли должность в гаражах Совнаркома. Насколько мне сдается, я повторил все точно?

– Да… – шепнул Владимиров.

– Очень хорошо! – воскликнул судья следствия. – Теперь остаются вещи более щекотливые. Товарищ дал показания, что в момент отъезда товарища Ленина от Манежа, несмотря на приказ «трогать», не выполнил его и ждал участников покушения, пробирающихся через толпу, собравшуюся на митинге.

– Да, – звучал краткий ответ.

– Это значит, что вы были в сговоре с преступниками?

– Да, мы намеревались убить Троцкого, который хотел ехать с Лениным, – объяснил шофер.

– Сколько было участников покушения? – спросил Дзержинский, тряся головой, так как ужасная судорога скривила его лицо.

– Кто руководил покушением?! Кто их послал?

Никакого ответа.

– Кто ими руководил? Кто послал преступников? – повторил Дзержинский, стискивая бледные губы.

Допрашиваемый поднял голову и произнес твердым голосом:

– Я в ваших руках, можете меня уничтожить. Но ничего не узнаете. Хочу умереть за мою родину, замученную…

Он не закончил, так как раздался выстрел. Пуля попала в правое плечо Владимирова. Он застонал, но стиснул зубы и посмотрел на безвольно свисающую, окровавленную руку.

– Будешь говорить, собака? – прошипел Дзержинский.

Арестованный молчал. Председатель ЧК метался, бил кулаками по столу, бросал на пол красные папки и разбрасывал бумаги. Хрипел и тяжело дышал.

Федоренко невозмутимым голосом произнес:

– Ничего не поделаешь с таким геройским молчанием! Можно восхищаться… однако мы должны знать правду!

Встал и нажал кнопку звонка.

Слыша, что двери открываются и входят новые люди, Ленин осторожно выглянул.

Он увидел Владимирова, дрожащего, с бледным, охваченным ужасом лицом, обращенным ко входу. Заметил черную лужу крови, собирающуюся у ног шофера и медленно впитывающуюся в толстый ковер.

«Зачем тут розовый ковер? Лучше был бы темного, очень темного цвета», – подумал он помимо воли и снова отступил за высокую спинку кресла.

Раздался голос Федоренко:

– Пусть солдаты выйдут и ждут в коридоре! А мы, следовательно, поговорим теперь спокойно! Обвиняемый не будет возражать, что эта женщина, Софья Павловна Владимирова, является его женой, а этот милый мальчик – его сынок Петр?

Владимиров молчал. Ленин снова выглянул. Лицо допрашиваемого окаменело, и только в глазах метались отчаяние и нерешительность.

Дрожащая женщина с бледным, преждевременно состарившимся лицом мрачно смотрела вниз и сжимала руку десятилетнего мальчика с глубоко запавшими глазами и бессознательным от ужаса лицом. Ребенок не плакал, только громко стучал зубами, прижимаясь к матери.

Федоренко внезапно изменил тон. Его голос стал шипящим и сорванным.

– Хватит этих забав, – сказал он. – Если не выдашь фамилий участников покушения и того, кто их послал, мы расстреляем на твоих глазах эту суку и ее щенка. Ну!

Никто не отозвался. Федоренко ударил в ладоши. В комнату вошли солдаты.

– Распять женщину и мальчика на стене! – крикнул судья. – И держите крепко этого типа, чтобы не вырвался!

В одно мгновение солдаты окружили мать и ребенка, подняли и прижали к стене, раздвигая их руки и ноги.

Владимирова молчала, постоянно смотря вниз. Мальчик метался, извивался и кричал:

– Мама! Мамочка! Отец, спасай нас, не дай… Они хотят нас убить!

Федоренко спокойно, глядя на арестованного, заметил:

– Уже знаем, что ты муж этой женщины и отец мальчика. Обошлось без ваших признаний. Теперь закончим остальное… Власов, стреляйте!

Толстый вахмистр с красным лицом открыл огонь. Пуля ударила в стену рядом с головой женщины, осыпав ее обломками штукатурки; другая попала в стену около уха, третья рядом с шеей…

– Теперь займитесь мальчиком, – прошипел Федоренко. – Две пули пробные, третья должна попасть в лоб!

Пуля глухо просвистела над головой мальчика. Лицо его скривилось, он весь сжался и потерял сознание.

Владимиров рванулся в руках державших его солдат и застонал:

– Смилуйтесь над ними… расскажу все.

– Слушаем! – произнес равнодушно Федоренко и, обратившись к вахмистру, добавил, – вставьте новые обоймы в револьвер!