Оноре де'Бальзак - Сочинения

Оставшись одни в карете, мы чувствовали себя в самом глупом положении. Сознавая всю силу, все значение первого сказанного слова, первого взгляда, растерянные оба, мы смотрели в разные стороны. Это было комично. Перед заставой он взволнованным голосом сказал мне речь, приготовленную заранее, как все импровизации. Я слушала ее с бьющимся сердцем и постараюсь теперь изложить ее вам.

– Дорогая Сабина, я хочу, чтобы вы были счастливы, а главное, счастливы так, как вы сами того хотели бы, – говорил он. – В нашем положении было бы совершенно липшее разными любезностями вводить друг друга в заблуждение насчет наших характеров и чувств. Постараемся сделаться сразу такими, какими мы были бы через несколько лет. Смотрите на меня, как на брата, а я буду видеть в вас сестру».

Все это было сказано очень деликатно. Но этот первый спич супружеской любви совсем не отвечал моему душевному настроению. Я ответила, что вполне согласна, что именно такие чувства испытываю и я. Но долго потом сидела задумавшись. После нашего объяснения во взаимной холодности, мы самым любезным образом говорили о погоде, о природе и разных пустяках. Я смеялась тихим принужденным смехом, он казался рассеянным. Когда мы выехали из Версаля, я прямо обратилась в Калисту, которого звала теперь «милый Калист», так же, как и он меня «милая Сабина», с просьбой рассказать мне события, которые чуть было не довели его до смерти и которым я обязана моему браку с ним. Он долго не соглашался. Между нами произошел маленький спор, так мы проехали три станции. Я непременно хотела настоять на своем и начала дуться. Он как бы раздумывал над вопросом, помещенным в газетах в виде вызова Карлу X: «Сдастся ли король?» Проехав почтовую станцию Вернегль и взяв с меня клятву, которая удовлетворила бы целых три династии, не упрекать его этим безумием и не относиться к нему холоднее, он описал мне свою любовь к маркизе Рошефильд. Я хочу, чтобы между нами не было тайн, кончил он! Бедный, дорогой Калист не подозревал, что его друг, мадемуазель де Туш, и вы должны были посвятить меня во все, одевая к венцу. С такой нежной матерью, как вы, можно быть вполне откровенной. Итак, мне было очень больно заметить, что он рассказывал о своей страсти скорее для собственного удовольствия, чем для того, чтобы исполнить мое желание. Не осуждайте, дорогая мама, мое любопытство узнать глубину этого горя, этой сердечной раны, о которой вы уже говорили мне. Через восемь часов после благословения священника церкви св. Фомы Аквинского ваша Сабина чувствовала себя в довольно ложном положении молодой супруги, выслушивающей от мужа признание его обманутой любви и каверзы своей соперницы. Я переживала целую драму, где молодая женщина узнает, что брак ее состоялся только потому, что ее мужем раньше пренебрегла какая-то блондинка. Из этого рассказа я узнала все, что хотела. Что именно? спросите вы. Ах! дорогая мама, какое чувство не стирает время, чего не бывает до брака и кому неизвестно все это! Калист закончил поэму воспоминаний горячими обещаниями забыть свое безумие. Каждое обещание должно быть подтверждено, несчастный счастливец поцеловал мою руку и долго держал ее в своей. Последовало другое объяснение. Это мне казалось более подходящим к нашему положению. Этому счастью я была обязана своему негодованию на плохой вкус глупой женщины, не любившей моего красивого, восхитительного Калиста. Сейчас меня зовут играть в карты. Эту игру я еще плохо понимаю. Завтра напишу еще. Расстаться с вами в эту минуту для того, чтобы быть пятой в мушке, это возможно только в Бретани».

6-е мая.

«Я продолжаю свою одиссею. Вот уже три дня, как ваши дети заменили холодное «вы» сердечным «ты». Моя belle-merе в восторге от нашего счастья и всеми силами старается заменить мне вас, дорогая мама, и как все, кто берет на себя роль заставить забыть воспоминания, она так обворожительна, что почти равняется вам. Она поняла все геройство моего поведения. В путешествии она особенно старалась скрыть свое беспокойство, боясь выразить его излишней предупредительностью. Когда показались башни Геранды, я шепнула на ухо вашему зятю: «Помнишь еще ее?» Мой муж, которого теперь я назвала «мой ангел», не имел, вероятно, представления о чистой искренней любви, потому что это незначительное ласковое слово обрадовало его несказанно. К несчастью, желание заставить его забыть маркизу Рошефильд завело меня слишком далеко. Что делать? Я люблю Калиста! Во мне португальская кровь, так как я больше похожа на вас, чем на отца. Я отдала Калисту всю себя, как отдают обыкновенно все балованным детям. Он к тому же единственный сын. Между нами, скажу вам, что если у меня будет дочь, я никогда не отдам ее за единственного сына. Довольно подчиняться и одному тирану, а единственный сын изображает из себя нескольких. Итак, мы обменялись ролями, я веду себя, как самая преданная женщина. В полной преданности есть своя опасность, теряется чувство собственного достоинства. Я возвещаю вам крушение одной из моих небольших доблестей. Достоинство это ширмы гордости, за которыми скрываются всевозможные страдания.

Что делать, мамочка?.. Вас не было здесь, я же видела пропасть перед собою. Сохраняя свое достоинство, я готовила себе холодные муки так называемых братских отношений, которые приводят обыкновенно к полному равнодушию. Какая будущность ожидала бы меня? Преданность моя довела меня до порабощения. Возможен ли выход из такого положения, покажет будущее. Теперь мне хорошо. Я люблю Калиста, люблю безгранично, слепой любовью матери, которая восхищается всем, что творит ее сын, даже когда он немного бьет ее!

До сих пор, дорогая мама, брак рисуется мне в самом чудном виде. Всю мою нежность я отдаю лучшему человеку, которым пренебрегла глупая женщина ради какого-то плохенького музыканта. Глупость ее очевидна: она должна быть самой холодной и самой глупой из дур. Я слишком добра в своей законной страсти и, исцеляя раны, я делаю их вечными для себя. Да, чем больше я люблю Калиста, тем сильнее чувствую, что умру от горя, если счастье наше рушится. Пока меня боготворит и семья, и общество, посещающее отель дю Геник. Все они имеют вид фигур, вытканных на коврах, которые встали и двигаются, как бы доказывая, что и сверхъестественное может существовать. Когда-нибудь я опишу мою тетку Зефирину, Пен-Холь, шевалье дю Хальга, барышень Кергаруэт и т. п. Здесь положительно все, включая и двух слуг, Гасселена и Мариотту, которых я надеюсь привезти в Париж, все смотрят на меня, как на сошедшего с небес ангела и вздрагивают при каждом моем слове. Так смотрят на меня все, кроме фигур за стеклянными колпаками. Моя belle-merе торжественно отвела нам помещение, занимаемое прежде ею и ее покойным мужем. Сцена эта была более, чем трогательна.