Коллектив авторов - Сцены частной и общественной жизни животных

Вы не смогли удержаться и не осудить мое страстное желание увидеть и узнать мир – желание, которое увлекает меня вдаль от Вас, нежная моя подруга, и от Ваших советов, которым я, правда, не всегда следую, но которые всегда уважаю, вдаль от Вашего благодетельного участия, которое не раз врачевало мои сердечные раны.

Я понимаю ваши опасения, но не могу их разделить. Наши жизни случайно пересеклись, но единственное, что нас сближает, – это узы дружества; думы же и устремления у нас разные.

Вы родились в клетке и, судя по всему, там же и скончаете свои дни; мысль, что за прутьями решетки открываются безграничные горизонты, что там Вас ждет вольная воля, никогда не приходила Вам в голову. Вы наверняка прогнали бы ее как дьявольское наущение.

Я другое дело; я родилась под крышей старой необитаемой хижины на опушке леса: первое, что я услышала, был шум ветра в верхушках деревьев; я хочу услышать его снова. Первое, что я увидела, были мои братья, которые долго качались на краю гнезда под встревоженные, но одновременно и ободряющие крики нашей матушки и наконец отважно взмыли в небо, чтобы больше уже не вернуться домой. Я хочу улететь так же, как они.

Положение и впрямь было ужасное: один из птенцов упал на землю

Пока я в нелегких условиях познавала жизнь, Вы росли и пели. Те, кто держал Вас в клетке, Вас кормили, а Вы их благословляли; я бы их прокляла. Когда погода была хорошая, Вашу клетку ставили на окно, не тревожась о том, что луч солнца разожжет Ваше воображение и пробудит грезы в Вашей душе. Бояться было нечего, ибо душа Ваша была ничуть не свободнее Вашего тела. С наступлением холодов Вашему взору открывались только игры Вашей маленькой тюремщицы, которая взрастала подле Вас и была так же несвободна.

А я жила одной жизнью с моим бродячим народом; я разделяла его тревоги и тяготы, я мужественно сносила в наших странствиях разнообразные лишения, которые только прибавляли мне сил; если мне хватало воздуха, я охотно забывала обо всем прочем, чего мне не хватало.

Браконьер

Наконец, Вы покорно и благодарно приняли супруга, которого Вам приискали; Вы исполняете малейшие его прихоти и счастливы ему повиноваться, ибо повиновение чужой воле для Вас – насущная потребность.

Вы окружены детьми, которых обожаете самозабвенно; одним словом, Вы образцовая супруга и мать; я так высоко не мечу. Если бы мне пришлось жить в окружении этих несносных маленьких крикунов, которые все время чего-то требуют, причем, как правило, все одного и того же, я бы наверняка умерла от усталости. А в обществе мужа, от которого Вы без ума, я бы, должно быть, умерла от скуки. Увы! любовь недолго жила в моем бедном сердце, но она успела его так истерзать, что я решилась никогда больше ее туда не впускать. Я знаю, что в ответ на рассказы о моих горестях Вы всегда бранили меня за поспешность, с какой был заключен наш союз; Вы объясняли подлое поведение моего соблазнителя тем легкомыслием, с каким я сама по видимости относилась к связи, призванной, по Вашему убеждению, быть вечной. Но Вы ошибаетесь, источник наших бедствий совсем иной. Общество в целом устроено неправильно, и до тех пор, пока его не разрушат от верхушки до основания, высшим умам и любящим душам не суждены ни длительный покой, ни прочное счастье.

Я вверяю это письмо мимопролетающему Пернатому, чей путь лежит в Вашу сторону. Он так спешит, что я вынуждена отложить до другого раза рассказ о многих подробностях моих странствий. Покамест шлю Вам наилучшие пожелания и заверяю в самых нежных чувствах.

Рассказывая Вам о своих путевых впечатлениях, я стараюсь сделать разлуку менее долгой для Вас и менее тяжкой для себя. Два любящих сердца способны ощутить прелесть происшествия, к которому посторонний остался бы совершенно безучастным.

Погода мне благоприятствует; вокруг все сияет, и кажется, будто само солнце радуется моему счастью.

Я завязала массу знакомств, но Вам незачем ревновать и беспокоиться: у меня нет ни времени, не желания превращать этих новых знакомых в друзей. Порой мне приходится задержаться, чтобы ответить на учтивое приветствие, ибо мне как чужестранке повсюду отдают дань гостеприимства, но подолгу я нигде не задерживаюсь. Роскошным пирам, на которые меня приглашают, я предпочитаю бродячую жизнь со всеми ее неожиданностями. Вы пугали меня скукой и разочарованиями; к счастью, покамест предсказания еще не сбылись. Правду сказать, я беру радости там и тогда, где и когда их нахожу, и до сих пор искать мне их не приходилось.

Сегодня утром я завтракала наедине с прелестнейшим в мире певцом. Это Соловей.

Он уступил моим просьбам и после трапезы исполнил для меня несколько самых любимых арий. Не без гордости думала я о множестве людей, которые охотно оказались бы на моем месте. Всякое отличие лестно, и то обстоятельство, что я стала единственной слушательницей этих дивных песен, возвышало меня в моих собственных глазах.

Впрочем, сей певец очень скромен; он одет так небрежно, держится так непринужденно, что по внешности трудно догадаться о его исключительных достоинствах. А ведь я все еще продолжаю верить, что таланты могут таиться только под покровом достоинства и степенности; во всяком случае, я обольщаю себя этой мыслью. Впрочем, как видите, я уже сделала большой шаг вперед: я знаю, что это всего лишь обольщение. После того как отзвучала великолепная музыка, мы с певцом пустились в откровенности. Ему посулили огромные выгоды, если он даст согласие перебраться в Париж; но это сковало бы его свободу, а поскольку свобода для него превыше всего, он отказался.

Сей замечательный тенор утверждает, что живет для собственного удовольствия и что это самый прекрасный образ жизни, какой только можно выдумать. Хотя система эта предоставляет, разумеется, большие шансы на успех и может на первый взгляд показаться весьма пленительной, я уверена, что меня этим не соблазнить.

Существование счастливое и бесполезное – не то, о каком я мечтаю с тех пор, как обрела способность чувствовать и понимать; я хочу внести свой вклад в построение того великого здания, которое тайно воздвигается на обломках умирающей цивилизации.

Уже давно я подумываю о литературной карьере. Все мои вкусы клонятся к этому, и, быть может, именно великая мечта о возрождении женского пола, поселившаяся в моей душе с самой ранней юности, подвигла меня на серьезные и глубокие штудии, на труды, которые помогут мне воплотить в жизнь все, что я задумала [599].