Мария Корелли - Вендетта, или История одного отверженного

«Не прекрасно ли все это? Я чувствую себя, как будто нахожусь в сказке! Вы знаете, что это мой первый бал?»

Я устало улыбнулся.

«Ах, правда? И вы счастливы?»

«Ох, счастье – не то слово, я в экстазе! Как бы я хотела, чтобы все это никогда не заканчивалось! И, не странно ли, я ведь не знала, что красива до этой самой ночи».

Она высказала это с наивной простотой, и при этом довольная улыбка озарила ее искреннее лицо. Я взглянул на нее с холодной наблюдательностью.

«Ах! Видимо, кто-то вам об этом сказал».

Она вспыхнула и рассмеялась несколько смущенно.

«Да, великий принц де Маджано. А он слишком благороден, чтобы говорить неправду, так что я должна быть „самой прекрасной девушкой“, как он сказал, не так ли?»

Я коснулся подснежников, белый букет из которых она держала у груди.

«Посмотрите на свои цветы, дитя, – сказал я искренне. – Видите, как они начинают вянуть в раскаленном воздухе. Бедняжки! Как бы счастливы они были, если смогли вновь расти на прохладном влажном мху в лесу, покачивая их колокольчиками на свежем здоровом ветру! Ожили бы они теперь, подумайте, для великого принца де Маджано, если бы он назвал их прекрасными? Так же и с вашей жизнью и сердцем, дитя, – подвергните их испытанию палящего огня лести, и их чистота увянет так же скоро, как и эти хрупкие расцветы. И что касается красоты, прекраснее ли вы, чем она?»

И я легко указал на свою жену, которая в тот момент учтиво любезничала со своим партнером по первой кадрили.

Моя молодая собеседница взглянула, и ее чистые глаза потемнели от зависти.

«Ах, нет, нет! Но если бы я носила такие же кружева, сатин и жемчуга и имела бы столько же бриллиантов, то, вероятно, смогла бы ее даже превзойти!»

Я горько вздохнул. Яд уже проник в душу этого ребенка. Я заговорил резко:

«Молитесь о том, чтобы не стать как она, – сказал я с мрачной строгостью, не обращая внимания на ее удивленный взгляд. – Вы молоды, вы еще не могли утратить веры. Что ж, когда сегодня вы придете домой и встанете на колени перед постелью, освещенной крестом над ней и благословением вашей матери, то помолитесь всеми силами души, чтобы никогда не стать похожей даже в малейшей степени на прекрасную женщину вон там! Так, возможно, вам удастся избежать ее судьбы».

Я замолчал, поскольку глаза девушки наполнились чрезвычайным удивлением и страхом. Я взглянул на нее и рассмеялся резко и грубо.

«Забыл, – сказал я, – эта леди – моя жена, мне стоило подумать об этом! Я говорил о другой женщине, которую вы не знаете. Простите меня! Когда я раздражен, моя память играет со мной злые шутки. Не обращайте внимания на мои глупые замечания. Наслаждайтесь, мое дитя, но не доверяйте всем прелестным речам принца де Маджано. До свиданья!»

И, вымученно улыбнувшись, я оставил ее и смешался с толпой гостей, приветствуя одного здесь, другого там, легкомысленно шутя, раздавая ничего не значившие комплименты женщинам, которые их ждали, и стремясь отвлечь мысли с помощью пустого смеха и глупых разговоров в обществе сверкающих бабочек, я отчаянно считал утомительные минуты, задаваясь вопросом, дождусь ли я наконец заветного назначенного часа. Когда я прокладывал путь через блестящую толпу, поэт Лучиано Салустри приветствовал меня с серьезной улыбкой.

«У меня не было еще возможности поздравить вас, граф, – сказал он своим обычным сладкозвучным голосом, который был подобен импровизированной музыке, – но уверяю, что я рад за вас всем сердцем. Даже в самых удивительных снах не мог я представить более прекрасную героиню жизненного романа, чем леди, которая нынче стала графиней Олива».

Я молча кивнул в знак благодарности.

«У меня странный характер, я полагаю, – продолжил он. – Сегодня вся эта восхитительная сцена красоты и роскоши приносит печаль в мое сердце, и я не знаю отчего. Все кажется чересчур блестящим и ослепительным. Я бы лучше поскорее отправился домой и спел бы в вашу честь прощальную песнь».

Я рассмеялся саркастически.

«Почему бы и впрямь не сделать этого? – сказал я. – Вы – не первый человек, кто на свадьбе впадает в подобную изощренную и несообразную задумчивость о похоронах!»

Печальный взгляд выразили блестящие глаза поэта.

«Я подумывал раз или два, – заметил он тихим голосом, – об этом несчастном молодом человеке Феррари. Как жаль, не правда ли, что между вами произошла эта ссора?»

«В самом деле, очень жаль!» – отвечал я грубо. Затем, взяв его за руку, я развернул его так, чтобы он увидел мою жену, стоявшую неподалеку. «Но взгляните на этого ангела, на котором я женился! Не достойная ли это причина для смертельного спора? Фи на вас, Лучиано! Зачем вспоминать о Феррари? Он не первый мужчина, убитый по вине женщины, и не он будет последним!»

Салустри пожал плечами и молчал с минуту или две. Затем добавил с яркой улыбкой:

«И все же, друг, было бы намного лучше, если бы то дело закончилось за кофе с коньяком. Лично я предпочел бы уложить человека наповал эпиграммой, чем свинцовой пулей! Кстати, вы помните наш разговор о Каине и Авеле той ночью?»

«Отлично помню».

«Я с тех пор задумался, – продолжал он наполовину весело, наполовину серьезно, – была ли истинная причина их ссоры описана верно. Я бы вовсе не удивился, если бы однажды некий ученый отыскал папирус, содержащий недостающие страницы Священного Писания, которые бы объяснили причину первого кровопролития любовным треугольником. Вероятно, в те дни жили лесные нимфы, как мы считаем, бывшие гигантами, и некая аппетитная Дриада смогла довести двоих первых братьев до отчаяния своими чарами! Что вы на это скажете?»

«Это более чем вероятно, – отвечал я легкомысленно. – Создайте поэму из этого, Салустри; люди скажут, что вы улучшили сюжет Библии!»

И я ушел от него с веселым жестом, чтобы присоединиться к другим группам и принять участие в различных танцах, которые теперь следовали один за другим. Ужин был назначен на полночь. При первой же возможности я поглядел на часы: без четверти одиннадцать! Мое сердце быстро забилось, кровь рванулась к вискам и зашумела в ушах. Час, которого я так долго и страстно ждал, настал! Наконец! Наконец! Наконец!

Медленным нетвердым шагом я приблизился к своей жене. Она отдыхала после энергичного танца, лениво откинувшись на низком бархатном стуле, и весело болтала с тем самым принцем де Маджано, чье сладкое приветствие частично испортило подающую надежды натуру самой молодой девочки в зале. Извинившись за прерванный разговор, я понизил голос до убедительной нежности, когда обращался к ней:

«Моя дорогая супруга! Позвольте мне напомнить о вашем обещании».

Каким сияющим взглядом она одарила меня тогда!

«Я горю нетерпением выполнить его! Скажите же мне, когда и как?»