Мария Корелли - Вендетта, или История одного отверженного

Я осторожно свернул это письмо и отложил в сторону. Маленький пакет, который он мне прислал, лежал теперь в моих руках: связка аккуратно сложенных писем, перетянутых узкой лентой и сильно надушенных тошнотворным ароматом, который я знал и ненавидел. Я повертел их в руках; края бумаги были запачканы кровью – кровью Гуидо – как будто в последнем вялом течении она пыталась стереть следы изящно сочиненных строк, которые теперь ожидали моего прочтения. Я медленно развязал ленту. С отвлеченным хладнокровием я прочел одно письмо за другим. Все они были написаны Ниной для Гуидо, когда тот находился в Риме, на некоторых из них даже стояла дата того самого дня, когда она притворялась влюбленной в меня – своего нового жениха. Одно крайне чувственное послание было написано в тот самый вечер, когда произошла наша с ней помолвка! То были нежные и яркие письма, наполненные страстными уверениями в верности и самыми сладкими обращениями; с такой искренностью и любовью, проходящей через них, неудивительно, что подозрительность Гуидо была усыплена и что он имел все основания считать себя в безопасности в своих наивных грезах. Один отрывок из этих поэтических и романтических писем привлек мое внимание. Он гласил следующее:

«Почему ты так много пишешь о нашей женитьбе, мой Гуидо? Боюсь, что вся радость нашей любви улетучится, как только жестокий мир узнает о нашей страсти. Если ты станешь моим мужем, то ты, несомненно, перестанешь быть моим любовником, а это разобьет мое сердце. Ах, мой возлюбленный! Я желаю, чтобы ты вечно оставался моим любовником, как было и при жизни Фабио. К чему тащить банальное супружество на небеса столь сильной страсти, как наша?»

Я внимательно перечитал эти слова. Конечно, я понял их скрытый смысл. Она пыталась по-своему выстроить отношения с Гуидо, собираясь выйти замуж за меня и все же приберечь его для часов одиночества в качестве «ее любовника навечно»! Какой это был прелестный и изобретательный план! Ни один вор, ни один убийца никогда не смог бы придумать более хитрой схемы, чем она, но закон преследует только воров и убийц. О такой женщине, как она, закон гласит: «Разведитесь с ней – это лучший выход». Развестись с ней! И позволить преступнице безнаказанно уйти! Другие, возможно, и пошли бы на это – у меня же другое понимание правосудия!

Вновь завязав пакет писем с их тошнотворным запахом и кровавыми краями, я достал последнее любезно сформулированное официальное послание от Нины. Конечно же, я получал письма от нее каждый день – она была самым последовательным корреспондентом! Ее письма ко мне характеризовались теми же восхищенными выражениями, что и к ее мертвому любовнику, с той только разницей, что в обращении к Гуидо она яростно выступала против прозаичности брака, а для меня она рисовала трогательные картины своей вынужденной изоляции, описывая, какой одинокой она себя чувствовала со времени смерти ее мужа и какую радость испытывала при мысли о том, что скоро вновь станет счастливой женой, – женой такого благородного, честного и преданного человека, как я! Она уже покинула монастырь и находилась дома, где ожидала счастья приветствовать меня, ее возлюбленного Чезаре, вновь в Неаполе. Определенно она была достойна награды в номинации самой искусной лгуньи; я не понимал, как ей это удавалось так хорошо. Я почти восхищался ее талантом, как можно иногда восхищаться хладнокровным грабителем, который обладает большим умением, хитростью и мужеством, чем его коллеги. Я с триумфом подумал о том, что хоть завещание Феррари и позволило ей скрыть все прочие письма, которые могли остаться от их переписки, но этот небольшой пакет документальных доказательств в моих руках мог оказаться более чем достаточным для моих целей. И я принял решение сохранить их у себя до того момента, когда смогу использовать их против нее.

А как вам понравился дружеский совет де Авенкорта по поводу супружеских уз? «Человек не должен ходить по краю пропасти с завязанными глазами!». Чистая правда. Но если его глаза открыты и он держит своего врача за горло, то край пропасти – вполне подходящее место, чтобы швырнуть этого врага вниз, к смерти, спокойно сознавая, что мир ни о чем не узнает! Так что в настоящее время край пропасти был для меня предпочтительнее, чем ровная земля!

Я поднялся с места. Было уже далеко за полдень. От маленькой церквушки внизу раздавался мягкий звон колоколов, и с ним смешивался торжественный и более резкий звук, доносившийся с колокольни на «Монте Верджин». Я снял шляпу привычным движением и стоял, слушая; мои ноги глубоко утопали в траве и в душистом тимьяне, и я несколько раз поглядел на ту высоту, где почтенное святилище занимало свой пост, как некий одинокий старый бог, размышляя о прошедших годах. Там, согласно преданию, однажды праздновалось поклонение фертильной Кибеле; внизу этого самого склона холма, поросшего фиалками, разражались воем обнаженные жрецы, отбивая нестройные такты в свои барабаны и выкрикивая сожаления о потере Атиса, прекрасного юноши и любовника их богини. Снова неверность! Даже в этой древней легенде, в которой Кибела нисколько не волновалась о старом Сатурне, которому приходилась женой. А ее обожатели поклонялись не ее целомудрию, а ее неверности, – таков и есть этот мир и по сей день!

Колокола прекратили звонить; я спустился по холму и возвратился домой через тенистую долину, наполненную ароматами сосен и мирт. Подходя к воротам дома синьоры Монти, – скромного, но живописного жилья – я услышал звук смеха и хлопающих ладошек, и, взглянув в направлении сада, я заметил Винченцо за тяжелой работой: рукава его рубашки были закатаны до плеча, и он раскалывал толстые деревянные бревна, в то время как Лила стояла позади него, весело аплодировала и хвалила его работу. Он, казалось, был в своей стихии и управлялся с топором последовательно и энергично, чего я едва ли мог ожидать от человека, которого привык видеть за выполнением скорее женских обязанностей. Я наблюдал за ним и за девушкой сзади в течение нескольких минут незамеченным.

Если этот начинавшийся маленький роман никто не потревожит, то он расцветет прекрасным цветком, а Винченцо обретет больше счастья, чем его хозяин. Он был истинным тосканцем, начиная с того, как он держал в руках топор; я заметил, что ему нравилась жизнь холмов и полей, жизнь простого фермера или виноградаря, наполненная простыми радостями, столь же сладкими, как и спелые яблоки в саду. Я мог попытаться представить его будущее с Лилой. У него будут дни просто невыносимого счастья, исполненные красоты, свежего воздуха и ароматов цветов; его вечера будут протекать под мягкие аккорды мандолин и под звуки песен его жены и детей.