Мария Корелли - Вендетта, или История одного отверженного

«Так это вы готовите мой кофе, дорогая? – спросил я. – А разве Винченцо вам не помогает?»

Легкое подозрение окрасило ее прелестные щечки.

«О, он очень добрый, Винченцо, – сказала она, скромно потупив взор. – Он то, что мы называем хорошим другом, да, в самом деле! Но нередко он бывает довольным, когда я готовлю кофе и для него тоже, он его очень любит! И говорит, что я хорошо умею варить его! Но, возможно, ваше превосходительство предпочитает стряпню Винченцо?»

Я рассмеялся. Она была так наивна, так поглощена своими маленькими заботами и вместе с тем еще совсем дитя.

«Нет, Лила, я горжусь сознанием того, что вы что-то делаете для меня. Теперь я буду радоваться этому еще больше, поскольку узнал, какие добрые руки над этим поработали. Но вы не должны испортить Винченцо – он может задрать нос, если вы слишком часто станете варить ему кофе».

Она казалась удивленной и не поняла намека. Очевидно, в ее восприятии Винченцо был лишь добрым молодым парнем, который мог радоваться только ее кулинарным умениям; она воспринимала его, смею сказать, в точности, как если бы он был ее подружкой. Она, казалось, задумалась над моими словами, как будто разгадывая загадку, затем она, очевидно, сочла это делом безнадежным и слегка встряхнула головой, отгоняя эти мысли прочь.

«Ваше сиятельство собираются посмотреть Место Ангела?» – сказала она радостно, поворачиваясь, чтобы уйти.

Я никогда не слышал об этом месте и спросил ее о нем.

«Это недалеко отсюда, – объяснила она, – это тот самый вид, о котором я вам говорила. Всего немного вверх по холму и вы увидите плоский серый камень, поросший голубыми горечавками. Никто не знает, как они растут, но они всегда там и цветут летом и зимой. Но люди говорят, что один из величайших Ангелов Господа спускается один раз в месяц в полночь, чтобы благословить „Монте Вирджин“, и что он встает на этот камень. И естественно, что на том месте, куда ступал Ангел, появляются цветы, и ни одна буря не может их уничтожить, даже горная лавина. Вот почему люди называют это Местом Ангела. Вам оно понравится, ваше сиятельство, идти не более десяти минут».

И с улыбкой и любезностью, настолько же милой и легкой, как у цветка по отношению к ветру, она удалилась вниз по холму наполовину бегом, наполовину танцуя и напевая вслух от переполнявшего ее чистого счастья и непорочности сердца. Ее чистые, подобные пению жаворонка слова стояли в моих ушах, когда я задумчиво наблюдал, как она удалялась. Теплые полуденные лучи любовно играли в ее каштановых волосах, окрашивая их в золотистую бронзу, касались белизны ее шеи и рук и сияли на ее алом корсаже, когда она спустилась по травянистому склону и скрылась наконец из виду среди листвы окружающих деревьев.

Я глубоко вздохнул, когда возобновил свою прогулку. Я пытался осознать все то, что потерял. Это прекрасное дитя с ее простой искренней натурой – отчего не встретил я подобную девушку и не женился на ней, вместо того мерзкого существа, которое уничтожило мою душу? Ответ пришел быстро. Даже если бы я увидел ее, когда был еще свободен, сомневаюсь, что осознал бы ее ценность. Мы, светские люди, имеющие положение в обществе, почти не замечаем крестьянского типа женственности; мы обязаны жениться на «леди», на так называемых образованных девушках, которые столь же сведущи в светских традициях, как и мы, если не больше. Таким образом нам и достаются Клеопатры, Дюбарри 20 20 Мари́ Жанна Бекю́ (1746—1793 гг.) – в молодости была проституткой, модисткой, затем поселилась в доме графа Дюбарри. Людовик XV приблизил её к себе, устроил её брак с братом графа Дюбарри и в 1769 году представил ко двору. и Помпадур, пока неиспорченные девушки, такие как Лила, слишком часто становятся домашней ломовой лошадью обычного механика или поденщика, живя и умирая в окружении одной только рутины и тяжкого труда, нередко не видящие и не знающие ничего другого, кроме горной хижины, фермерской кухни или крытой рыночной палатки. Несомненно, что этот мир несбалансирован – так много ошибок совершается в нем; Судьба разыгрывает с нами множество, казалось бы, малозначительных трюков, и все мы превращаемся в слепых сумасшедших, не имеющих понятия, куда мы движемся изо дня в день! Мне говорили, что вера в дьявола нынче не в моде, но меня не волнует мода! Дьявол здесь, я уверен, и каким-то непостижимым образом он принимает участие в управлении нашей планетой; дьявол, который наслаждается, обманывая нас с самой колыбели и до могилы. И, вероятно, мы ни в чем не бываем столь безнадежно одурачены, как в браке!

Погруженный в свои мысли я едва замечал, где бродил, пока вспыхнувшее мерцание синих цветов не напомнило мне о цели моей прогулки. Я пришел к Месту Ангела. Оно представляло собой, как и говорила Лила, плоский валун, полностью голый, кроме середины, которую скрывал плотный слой прекрасных горечавок, весьма редких цветов в этой части Италии. Значит, здесь сказочный ангел прервал свой полет, чтобы благословить священное кладбище «Морте Вирджин»; я остановился и огляделся вокруг. Вид и впрямь был великолепен: зеленые холмы, словно пологие катящиеся волны, поднимались вверх от поросшей листвой груди долины, пока их изумрудная зелень не терялась среди густых пурпурных теней и высоких вершин Апеннинских гор; городок Авеллино лежал у меня под ногами: маленький, но все же ярко очерченный, как миниатюрное изображение на фасаде; и немного вдали передо мной вздымалась высокая башня на кладбище «Монте Вирджин» – единственный грустный объект во всем великолепии окружавшего меня ландшафта.

Я присел отдохнуть на травянистый холмик рядом, дабы не оказаться претендентом на покрытый цветами трон ангела. И затем вспомнил о почтовом пакете, который пришел утром из Неаполя, – о том пакете, который я страстно желал открыть, но все колебался. Его мне прислал маркиз де Авенкорт, приложив учтивое письмо, в котором информировал меня, что тело Феррари было тайно похоронено со всеми необходимыми почестями на кладбище, «недалеко от фамильного склепа семьи Романи», писал де Авенкорт, «поскольку, как мы узнали, таковым было его собственное пожелание. Он приходился, как выяснилось, кем-то вроде названного брата недавно скончавшемуся графу, и, узнав об этом обстоятельстве, мы похоронили его в соответствии с теми чувствами, которые он, несомненно, выразил бы, если бы предполагал возможную близость своей смерти во время дуэли».

Относительно приложенного пакета де Авенкорт продолжал: «В нагрудном кармане Феррари мы нашли письма, и, открыв первое из них в надежде обнаружить завещание или последнюю волю покойного, мы пришли к заключению, что вам, как будущему мужу леди, чью подпись и почерк вы в них непременно узнаете, следует ознакомиться с их содержанием не только ради вас самих, но и ради справедливости к покойному. Если все письма написаны в том же стиле, как это первое, которое мы ненароком прочли, то я не сомневаюсь, что Феррари имел право считать себя в достаточной мере обиженным. И в связи с вашим решением, если только я имею право так далеко заходить в моей дружбе к вам, я бы порекомендовал вам тщательно изучить приложенную корреспонденцию перед тем, как связать себя семейными узами с той, о которой объявили нам в тот вечер. Неразумно было бы ходить по краю пропасти с завязанными глазами! Капитан Чабатти был первым, кто сообщил мне о том факте, что Феррари оставил завещание, в котором все свое имущество завещал безраздельно графине Романи. Вы, несомненно, сможете сделать из этого факта определенные выводы и простить меня, если я слишком усердствую во всем этом деле. Мне остается только добавить, что вся неприятность этой ситуации весьма быстро сглаживается и проходит без всякого скандала – я об этом позаботился. Вам нет необходимости долее продолжать свое вынужденное отсутствие. И как только вы соблаговолите возвратиться, я прежде всех буду рад приветствовать вас в Неаполе. Выражаю вам свое самое высокое уважение и почтение, мой дорогой граф,