Мария Корелли - Вендетта, или История одного отверженного

Секунду спустя хромая престарелая привратница вошла, чтобы проводить меня до ворот. Когда я шел назад по каменному коридору, боковая дверь слегка приоткрылась, и два молоденьких личика уставились на меня. Я сразу же заметил их смеющиеся яркие глаза и услышал, как приглушенный голос сказал: «О! Это старый отец!» – и тогда моя проводница, хоть и хромая, но не слепая, заметила открывшуюся дверь и захлопнула ее гневным толчком, который, однако, не остановил звонкого веселья, что эхом докатилось изнутри. Дойдя до ворот, я повернулся к моей почтенной спутнице и, положив четыре двадцатифранковых купюры на ее трясущуюся ладонь, я сказал:

«Передайте это матери-настоятельнице от меня и попросите отслужить завтра панихиду в часовне за упокой души человека, чье имя написано вот здесь».

И я дал ей визитную карточку Гуидо Феррари, прибавив более тихим и торжественным голосом:

«Он встретил внезапную и неожиданную смерть. По вашему милосердию помолитесь также и за человека, который его убил!»

Старуха выглядела пораженной и набожно перекрестилась, но пообещала, что моя просьба будет выполнена; я простился с ней и вышел наружу, а тяжелые ворота захлопнулись за мной с унылым лязгом. Я прошел вперед несколько ярдов, а затем остановился, оглянувшись. Каким мирным местом казался монастырь; каким тихим и надежным убежищем с этими белыми Назаретскими розами, покрывавшими древние серые стены! И все же, внутри них находились проклятия во плоти в образе девочек, подраставших, чтобы стать женщинами; женщинами, для которых вся забота, строгое обучение и любовь монахинь оставались бесполезны; женщины, которые выносили даже из этой обители святости подлый характер и животные страсти и которые в последствие вели презренную и лицемерную жизнь, преподнося всю строгость своего раннего образования в качестве доказательства их безупречной невинности и благодетельности! Какой урок был усвоен такими женщинами из ежедневного примерного поведения монахинь, которые умертвляли свою плоть, постились, молились и плакали? Абсолютно никакого – ничего, кроме насмешек и презрения. Для девушки в расцвете юности и красоты жизнь монахини представляется смешной. «Бедные монахини! – говорит она со смехом. – Они такие несведущие. Их время прошло – мое еще не настало». Немногие, очень немногие из тысяч молодых женщин, которые оставляют арену своих тихих школьных лет ради круговерти светского общества, научаются принимать жизнь всерьез, любить искренне, неподдельно сожалеть. Для большинства из них жизнь – это огромное ателье или магазин женских шляпок; любовь – это вопрос денег и бриллиантов; горе – торжественный подсчет дней траурного периода, который считается приличным или модным. И ради таких женщин мы, мужчины, работаем до тех пор, пока наши волосы не поседеют, а спины не согнуться тяжким трудом; мы работаем, пока вся радость и интерес к жизни не уходят, а что мы получаем взамен? Редко – счастье, часто – измену. Смешно? В действительности, мы должны быть довольны, если бываем всего лишь высмеяны и отодвинуты на второе место в собственных домах; наши жены называют это «невинная шутка». Есть ли на свете женщина, которая при случае не бросит маленький камешек обидной насмешки в спину своего мужа, когда тот отвернется? Что, мадам? Вы, которая читает эти строки, скажите же с негодованием: «Безусловно, есть, и я – та самая женщина!» Ах, правда? Примите мои поздравления! Вы, несомненно, единственное исключение!

Авеллино – один из тех спокойных живописных городков, которые вандалы-туристы еще не успели осквернить, поскольку владельцы туристических фирм продавали им «сквозные билеты» на поезда, проходившие через этот город без остановки. Здесь не было никаких достопримечательностей, кроме старинного кладбища под названием «Монте Вирджин», располагавшегося на высоком холме и наполненного воспоминаниями древних дней, которые цеплялись за него, словно плащ волшебника, и обертывали его в какую-то таинственную задумчивую тишину. Ретроспектива его истории просматривалась до богатого событиями одиннадцатого века, когда кладбище было возведено, как говорят люди, на руинах храма богини Кибелы 14 14 Фригийская богиня, олицетворение матери-природы. . Однако что могли знать иностранные погонщики туристических стад из конторы «Cook and Gaze» 15 15 Томас Кук – англичанин, который изобрел туризм и создал первую в мире туристическую фирму в XIX веке под названием «Thomas Cook & Son». Начав туристическую деятельность с единственной железнодорожной экскурсии в Лафборо, компания постепенно расширилась до международных масштабов, подключив авиацию и судоходство. Для многих поколений европейцев увлекательное комфортабельное путешествие начиналось с фразы: «Закажем билеты в Конторе Кука». о кладбище «Монте Вирджин» и о богине Кибеле? Ничего – и это их мало заботило; таким образом, тихий городок Авеллино смог избежать их набегов и не значился на туристических картах. Авеллино был зажат высокими Апеннинами и построен на склоне холма, полого спускавшегося к зеленой плодородной равнине, через которую река Сэбато прорывалась и струилась меж отвесных скал, похожих на воинственные и пустынные замки; сонный покой окружал его и некая величавость, которая, в сравнении с буйным весельем и легкомыслием Неаполя всего в тридцати милях оттуда, представляла такой же контраст, как и статуя нагой Эгерии 16 16 Эгерия – в древнеримской мифологии нимфа-прорицательница, жена римского царя Нумы Помпилия. рядом с раскрашенной восковой фигурой полуодетой балерины. Немного найдется в мире столь же прекрасных природных пейзажей, как вид заката даже с самого низкого холма в окрестностях Авеллино, когда вершины Апеннинских гор, кажется, ловят огонь полыхающих облаков, а долины под ними наполняются нежно-пурпурными и серыми тенями, которые можно увидеть на полотнах Сальваторе Роза 17 17 Сальваторе Роза – итальянский живописец (1615—1673 гг.), гравёр и поэт, предшественник романтической живописи. Работал в Неаполе, Флоренции и Риме. ; в это время городок становится похожим на бронзовое изображение на старом щите, обретая четкие очертания на фоне великолепного блеска небес. В это уединенное местечко я и приехал, радостно предвкушая кратковременный отдых от работы над моей местью и довольный возможностью отложить бремя горечи в сторону и стать вновь человечным в глазах близлежащих гор. Поскольку в их непосредственной близости простые и привычные вещи, кажется, теряют свое значение, и некая широта наполняет мысли, а судорожной прозе жизни не остается места в душе; великий покой опускается на штормящие воды страстей, и, подобно пристыженному ребенку, сильный мужчина стоит, ощущая всю бесконечность своей ничтожности перед этими магическими повелителями ландшафта, чьи огромные вершины коронует голубой купол небес.