Джон Стейнбек - Русский дневник

СССР. Москва. 1947. ГУМ.

Но все это были деликатесы. Для среднего же русского главное – сколько стоит хлеб и сколько его можно купить, а также цены на капусту и картошку. В хороший год, например в этот, цены на хлеб, капусту и картофель снижаются, ведь цены – показатель высокого или низкого урожая.

В витринах продовольственных магазинов, как коммерческих, так и тех, в которых все продается по карточкам, выставлены восковые муляжи того, что можно купить внутри. На витринах красуются восковые ветчина, бекон и колбасы, восковые куски говядины и даже восковые банки с черной икрой.

Потом мы зашли в универмаги, где продаются одежда, обувь и чулки, костюмы и платья. Качество ткани и пошив оставляли желать лучшего. Но это советский принцип: производить товары первой необходимости, пока в них есть необходимость, и не выпускать предметы роскоши, пока товары первой необходимости пользуются спросом. Мы видели платья из набивных тканей и шерстяные костюмы, цены на которые показались нам очень высокими. Конечно, обобщения опасны, но у нас создалось такое впечатление, что даже за то короткое время, что мы были в Советском Союзе, цены здесь снизились и качество товаров, похоже, улучшилось. Но то, что верно сегодня, может оказаться неверным завтра.

Мы заходили в коммерческие комиссионные магазины, где продаются подержанные товары. Это специализированные магазины. В одних продают фарфор и люстры, в других – ювелирные изделия, чаще всего антикварные, поскольку сейчас здесь делают мало украшений; в основном это вещи из гранатов и изумрудов, серьги, кольца и браслеты. Еще один магазин специализируется на фотоаппаратах и фотооборудовании; главным образом это немецкие фотоаппараты, трофеи, привезенные из Германии. В четвертом магазине продавали ношеные одежду и обувь. Есть магазины, где продаются полудрагоценные камни с Уральских гор – бериллы, топазы, аквамарины.

СССР. Москва. 1947.

Около магазинов ведется и торговля другого рода. Так, на выходе из фотомагазина к вам могут подойти два-три человека вороватого вида с пакетами в руках. В каждом из этих пакетов лежат фотоаппараты: Contax, Leica , или Rolleiflex . Эти люди показывают вам фотоаппараты и называют свои цены. То же самое происходит у ювелирного магазина. Здесь стоит человек с газетным свертком. Он быстро разворачивает его, показывает вам кольцо с бриллиантом и называет цену. Скорее всего, это незаконная деятельность. Так или иначе, цены, которые называют эти «уличные» продавцы, лишь немного выше, чем в коммерческих магазинах.

В таких магазинах всегда роится большая толпа людей, которые приходят сюда не купить, а посмотреть, как покупают другие. Когда вы хотите посмотреть на какую-то вещь, вас моментально обступают люди, которые тоже хотят на нее посмотреть и увидеть, купите вы ее или нет. Нам показалось, что для них это своего рода театр.

Вернувшись в нашу зеленую спальню с ее безумной фреской, мы почувствовали себя подавленными. Сначала мы не могли понять, почему, но потом до нас дошло: на улицах почти не слышно смеха, а люди редко улыбаются. Люди ходят, вернее, торопливо шагают, понурив голову, – и они не улыбаются. Может быть, это происходит из-за того, что они много работают, или из-за того, что им далеко добираться до места работы. Так или иначе, на улицах царит ужасная серьезность. Может быть, так было здесь всегда – мы не знаем.

За ужином с Суит-Джо Ньюманом и Джоном Уокером из журнала Time мы спросили их, заметили ли они отсутствие смеха. Они ответили, что заметили. И добавили, что через некоторое время эта мрачность заражает и тебя, и ты сам становишься серьезным. Ньюман и Уокер показали нам номер советского юмористического журнала под названием «Крокодил» и перевели некоторые шутки. Это были не смешные, а острые, сатирические шутки. Они не вызывали смеха, в них не было веселости. Суит-Джо сказал, что слышал, будто за пределами Москвы все обстоит иначе, и, когда мы потом поездили по стране, то поняли, что так оно и есть. Смеются в деревнях, на Украине, в степях, в Грузии, но Москва – это очень серьезный город.

Один из корреспондентов рассказал нам о проблемах с автомобилями и шоферами. Ему нужна была машина, и для иностранца лучше, когда его возит по Москве русский шофер, но вот с водителем ему не повезло. Проблема состояла в том, что водил он машину здорово, но когда корреспондент выходил из нее, шофер подвозил любого, кто был готов отдать за короткую поездку сотню рублей. Таким образом, водитель быстро богател, а машина ветшала. При этом корреспондент ничего не мог поделать. Как только он выражал хоть малейшее недовольство, шофер начинал дуться, и тут же с машиной что-то происходило: она по две-три недели не выходила из гаража. Поэтому ради того, чтобы ездить на своей же машине, корреспонденту приходилось поддерживать у шофера хорошее настроение. Он попытался менять водителей, но результат был неизменен.

В некоторых случаях проблема водителей приобретает здесь слегка нелепые черты. Так, у шофера Эда Гилмора есть свой собственный водитель, который привозит его на работу.

В том, что все эти истории – чистая правда, мы убедились в один прекрасный день, когда некий человек предложил нам целый автобус. Нам надо было срочно доехать из аэропорта в Москву, и выбирать не приходилось. Поездка обошлась нам в четыреста рублей, но это было роскошное путешествие: в автобусе, который мог вывезти из аэропорта тридцать человек, мы ехали вдвоем.

Скорее всего, такие водители – весьма богатые и счастливые люди, но без них не обойтись: иностранцам очень трудно получить здесь водительские права. Один корреспондент, сдававший здесь экзамен на права, «срезался» на вопросе: «Чего не должно быть на автомобиле?» Он знал множество предметов, которых не должно быть на автомобиле, и, подумав, выбрал один из них, но не угадал. Правильный ответ звучал так: «Грязи»…

В тот же вечер в посольстве мы посмотрели американскую кинокартину «Rhapsody in Blue» . Конечно, мы видели ее раньше, но эта версия оказалась гораздо более забавной, потому что киномеханик перепутал бобины, и картина началась с того, что все умерли. Потом постепенно герои возвращались к жизни, а в конце картины Джордж Гершвин стал маленьким мальчиком. Нам этот вариант понравился много больше прежних.

Капа постоянно фотографирует людей на улице из окна нашего отеля. Он прячется за шторами с фотоаппаратом с длиннофокусным объективом и делает портреты людей, которые идут через дождь или совершают покупки в небольшом магазине на той стороне улицы. Одновременно продолжается поединок с человеком из «ремонтной мастерской»: так они и снимают друг друга через улицу своими фотоаппаратами.