Владимир Александров - Черный русский. История одной судьбы

В сравнении с ярким миром популярных западных увеселений, который знал Фредерик в Москве и даже Одессе, Константинополь представлял собой захолустье. Когда он туда приехал, в Пера было лишь несколько элегантных, в европейском стиле, ресторанов с музыкой, пара мест с эстрадной сценой и довольно много баров и других питейных заведений, которые обслуживали в основном левантинцев и все более многочисленных иностранцев, особенно военных офицеров. У подножия холма около галатского порта были узкие, зловонные, превращавшиеся в кашу после каждого дождя улочки, усеянные пивными и дешевыми борделями, постоянными посетителями которых были матросы и рядовые солдаты; наркотики, прежде всего кокаин, были также легко доступны. Некоторые из этих мест были настолько отвратительны, что запрещались военными властями. Жившие в городе традиционно мыслящие турки избегали западных увеселений, не пили спиртного и не имели дела с женщинами за пределами своих семей; вместо этого они сидели в кофейнях, которые встречались на каждом шагу. Чтящие традиции турчанки не участвовали в публичных увеселениях вовсе, а выходя из дома, закрывали голову и лицо покрывалом; после семи часов вечера они на улицу уже не выходили. В Константинополе не было именно таких мест, какими Фредерик владел в Москве, – элегантных, утонченных «каруселей», состоящих из западных музыки, развлечений, танцев, напитков и заманчивой кухни.

Чтобы найти деньги, необходимые для открытия чего-то подобного, Фредерик обратился к партнерам и заимодавцам. Константинополь был крупным скрещением торговых путей между Азией и Европой и изобиловал купцами разных национальностей; особенно заметны были греки и армяне. Многие извлекли прибыль из войны, и были такие, кто предложил Фредерику краткосрочные ссуды под ростовщический процент – больше ста процентов на шесть месяцев. У Фредерика не было выбора – он высадился в Константинополе незадолго до начала летнего сезона и не мог пропустить его. Не имея денег, достаточных для покупки или аренды подходящего здания, он решил начать с открытого увеселительного сада, по примеру своего «Аквариума», хотя и более скромного масштаба. В Константинополе лето наступало раньше и держалось дольше, чем в Москве, поэтому, если все пойдет как надо, эта работа продлится до осени – а там будет видно.

Фредерик привык работать с партнерами. К 15 мая, меньше чем через месяц после своего прибытия, он дал согласие двоим – Артуру Рейзеру-младшему и Берте Проктор. О Рейзере известно немного – только то, что он был швейцарцем и что вместе с Проктор, которая была из Англии, они имели в новом предприятии половину доли на двоих; другая половина принадлежала Фредерику. Каждая половина представляла собой значительное вложение – 3 000 турецких фунтов (далее – т. ф.), что примерно соответствовало бы сегодня 50 000 долларов. Рейзер был пассивным пайщиком, то есть не принимал ежедневного участия в руководстве предприятием.

Совсем иное дело Берта Проктор. «Профессиональная» хозяйка бара, она «специализировалась» на мужчинах в униформе. Во время войны она сколотила состояние в своем известном кабаке в Салониках, что в Греции, который назывался просто: «Бертин бар». Когда война закончилась и британская армия переместилась из Греции в Константинополь, Берта последовала за нею. Хотя она и не была «мамочкой» в точном смысле слова, но ее многочисленные клиенты вспоминали о ней с теплотой – как за ее приветливых и хорошеньких официанток (иные из которых носили яркие прозвища: Сковородка, Квадратный Зад, Мамина Погибель, Блудливая Фанни), так и за ее отличную выпивку.

Опыт и связи Берты были отличным дополнением к опыту и связям Фредерика. В юности она была хористкой и годами выступала в кабаре на континенте, так что была близко знакома с миром популярных развлечений. К моменту встречи с Фредериком это была пышная, здоровая женщина не первой молодости с обесцвеченными, лимонно-желтыми волосами, уложенными в высокую прическу; она любила сидеть на табурете за своей барной стойкой и безмятежно вязать, следя при этом за обстановкой и командуя своими «девочками». Но ее безобидная внешность была обманчива. Она была не только практичной предпринимательницей и знатоком мужских сердец, но и «первым английским шпионом», как сформулировал лейтенант Роберт Данн, работавший в американской военно-морской разведке в Константинополе. Она подслушивала разговоры иностранцев и обо всем, что представляло интерес, докладывала британской разведке. Это времяпрепровождение было особенно плодотворным во время союзнической оккупации Константинополя, когда город стал, по словам Данна, «политической „шепчущей галереей” мира» и рассадником интриг, слухов и шпионажа. Несмотря на многие годы, проведенные вне родины, Берта сохранила свой ланкаширский акцент: «Слушайте, я пришлась спросить, по вашим ли это приказам эти чертовы сыщики… Они ничё не нашли, парень… Это, блин, возмутительно». А учитывая протяжное дельтское произношение Фредерика, их беседы, должно быть, представляли собой нечто диковинное.

Популярность Берты среди британских офицеров – а для рядовых ее цены и девочки были недоступны – окажется благом для Фредерика как в начале его карьеры в Константинополе, так и позднее. Они решили дать своему заведению имя, которое охватывало бы обе стороны Атлантического океана, и назвали его «Англо-американ гарден вилла»; оно было также известно как «Стелла-клаб». Это гибридное имя отражало симбиотические отношения между двумя частями предприятия: Берта будет заведовать баром, а Фредерик возьмет на себя все остальное: заказ эстрадных номеров, наем работников на кухню и в ресторан, договоры с подрядчиками и поставщиками продуктов.

«Берта и Томас», как называли их партнерство, нашли большой участок земли на северной стороне Пера – в районе, известном как Чичли. Это было через дорогу от конечной остановки следовавшего маршрутом № 10 трамвая, что делало это место легко доступным для общественного транспорта из центра. Но в то же время местоположение было рискованным, потому что в 1919 году тот район почти не был похож на часть города. Лишь половина его была застроена, в основном некрасивыми двух– и трехэтажными домами из кирпича и пострадавших от непогоды досок, тогда как другая половина состояла из больших фруктовых садов, огородов и пустырей, переходивших на небольшом отдалении в сельскую местность. Но все-таки участок сдавался относительно задешево, он был усеян старыми густыми деревьями, да к тому же с него открывался хороший вид на Босфор (сейчас эта местность полностью застроена жилыми домами, закрывающими какой бы то ни было вид с уровня улицы). В углу участка стоял просторный дом, в который, вероятно, и переехал Фредерик с семьей из «Пера Палас».