Мартин Гилберт - Черчилль. Биография

Целью выступления Черчилля 7 марта было пробудить у парламентариев ощущение нависшей опасности: у флота нет энергии и стратегии; цели, которые они с Фишером поставили еще полтора года назад, не достигнуты, тогда как военная мощь Германии остается непревзойденной. Парламентарии с особым вниманием выслушали слова Черчилля: «Мы видим наше заметное развитие, но не забывайте – все остальные тоже развиваются. Вы не можете себе позволить и малейшей передышки. Вы должны непрестанно гнать эту громадную машину вперед на предельной скорости. Потерять скорость означает не просто остановиться, но отстать и проиграть. Страна ликвидировала недостаток боеприпасов для армии. За счет огромного человеческого напряжения и денег мы уже контролируем это, и в недалеком будущем нас ждет подъем. Недостаток материальных ресурсов на флоте, если он произойдет по каким-то причинам, не оставит нам шансов. Кровь и деньги, сколь бы щедро их ни проливать, никогда этого не исправят».

Затем Черчилль заговорил об опасности, которую представляют подводные лодки, и о необходимости усиления борьбы с участившимися атаками дирижаблей. «Слишком осторожная политика в отношении флота, – предупредил он, – ни в коей мере не означает благоразумия». Затем, имея в виду Фишера и себя лично, он заявил: «Требую занести в протокол, что покойный ныне Совет ни в коем случае не имел права быть пассивным на протяжении всего 1916 г. В отношении авиации сейчас Адмиралтейство имеет ресурсы гораздо большие, чем обладали мы с лордом Фишером. Но при этом оно не сочло возможным атаковать ангары цеппелинов, что даже в самые первые дни делала горстка летчиков морской авиации, совершая налеты на Кельн, Дюссельдорф, Фридрихсхафен и даже Куксхафен».

После этого Черчилль перешел к заключительной части, без которой, как он сказал, «я бы не стал выступать сегодня и не стал бы произносить слова предупреждения, не будучи уверенным, во‑первых, что они произносятся вовремя, чтобы успеть принести плоды, а во‑вторых, не имея конкретного и практического предложения. Совершенно не сомневаюсь, что должен это сказать. Было время, когда я не предполагал, что смогу заставить себя произнести это, но несколько месяцев я провел далеко отсюда, и моя голова прояснилась. Время критическое. Вопросы важнейшие. Великая война усиливается, расширяется и захватывает всех нас. Существование нашей страны зависит от флота. Мы не можем позволить себе лишить флот любых, самых мощных возможностей, которыми мы располагаем. Никакие личные отношения не должны стать преградой между страной и теми, кто способен служить ей лучше всего».

Ллойд Джордж шепотом поинтересовался у Бонара Лоу, что собирается предложить Черчилль. «Он хочет предложить вернуть Фишера», – ответил тот. «Я не поверил», – рассказывал Ллойд Джордж приятелю на следующий день, но Бонар Лоу оказался прав.

«Я призываю первого лорда Адмиралтейства без промедления, – продолжал Черчилль, – собраться с силами, оживить и воодушевить совет Адмиралтейства, вернув лорда Фишера на должность первого морского лорда». Палата была изумлена и поражена. Насмешки над Черчиллем начались сразу же. «Не знаю, сколько постов занимал Черчилль в своей краткой и блестящей карьере, – заявил парламентарий от консерваторов адмирал сэр Хедуорт Меус, – но он преуспел на всех. И я полагаю, то, что скажу сейчас, будет поддержано большей частью членов палаты. Мы все желаем ему больших успехов во Франции и надеемся, что он останется там».

Черчилль был поражен такой враждебной, издевательской реакцией на его предложение. Тем не менее он решил не возвращаться во Францию. Вместо этого он собрался выступить через неделю на обсуждении бюджета армии, уверенный, что следует громко заявить об ошибках и недостатках Военного министерства. Утром 8 марта Фишер пришел к нему, чтобы уговорить его остаться в Лондоне и продолжать критические выступления в парламенте. Во время этого визита он опять схлестнулся с Клементиной, которая сомневалась, что после «профишеровской» речи ее муж сможет получить хоть какую-то поддержку парламента.

Днем в палате общин Бальфур язвительно напомнил парламентариям слова Черчилля, произнесенные в ноябре 1915 г., насчет того, что Фишер не поддерживал и не помогал ему в решающие моменты Дарданелльского кризиса. Черчилль кратко выступил в свою защиту: «Мистеру Бальфуру не следовало бы чрезмерно раздражаться или возмущаться по поводу моего выступления, потому что в конечном счете слова имеют очень небольшое значение, а любая ошибка в этом вопросе значит очень многое». Что касалось призыва вернуть Фишера, это вызвало у Бальфура чисто умозрительные соображения и сомнения. Суть их была в следующем: «Можем ли мы каким-либо образом соединить энергию лорда Фишера с максимально быстрым выполнением его программы? Если да, то добьемся общественного признания».

Убежденный, что все еще может как-то влиять на проблемы, связанные с армией, авиацией и флотом, и больше не заинтересованный в командовании бригадой и даже дивизией, 9 марта Черчилль попросил Китченера уволить его, как только это может быть сделано без ущерба службе. Пока же он хотел продлить отпуск, поскольку на следующий день ему надо было возвращаться во Францию. Китченер показал письмо Асквиту, тот не возражал. В этот же день Асквит встретился с Черчиллем и напомнил, как его отец «одним импульсивным поступком» совершил политическое самоубийство. Черчилль ответил, что у него много горячих сторонников, которые ждут, когда он их возглавит. «В данный момент вы не можете рассчитывать ни на кого», – возразил Асквит.

Когда они расставались, у Черчилля на глазах были слезы. Асквит был убежден, что ему следует вернуться во Францию. Но на следующий день на дополнительных выборах в Хартфордшире кандидат от правительства проиграл независимому кандидату Ноэлю Пембертону Биллингу, командиру эскадрильи военно-морской авиации, который решил бороться за место, чтобы отстаивать развитие военно-воздушных сил. Фишер и Гарвин поспешили на Кромвель-роуд, чтобы уговорить Черчилля остаться и продолжить борьбу в парламенте. К своему удовлетворению, они обнаружили, что он уже подготовил выступление для дебатов по поводу армейского бюджета. Он зачитал им текст. Фишер позже назвал его «несравненным», написав Ч. П. Скотту: «Уверен, правительству скоро придется убираться вон, если наш друг останется, что ему и следует сделать, и если он выступит в четверг на обсуждении армейского бюджета».

Вечером 10 марта Фишер еще раз встретился с Черчиллем. Но тот уже начал сомневаться в разумности своего участия в дебатах по армии. На следующее утро, возвращаясь к тому, что когда-то спровоцировало их разрыв, Фишер написал Черчиллю: «Если какая-то лицемерная болтовня о чести или асквитовское шулерство убеждают вас не участвовать в дебатах, чтобы заклеймить позором правительство за массовое убийство наших солдат и за полную неспособность к ведению войны, тогда я скажу, что вы сами станете убийцей, потому что сейчас вы единственный, кто может предотвратить катастрофу и поднять голос за смещение Китченера».