Майк Тайсон - Беспощадная истина

Не совсем удачно у меня получилось с Руни. Несмотря на его ссылки всего лишь на устную договоренность о том, что он является моим «пожизненным тренером», и несмотря на свидетельства множества друзей Каса о том, что Кас сильно разочаровался в Руни и хотел его заменить, второй окружной Апелляционный суд США подтвердил принятое за несколько лет до этого судебное решение о выплате ему вознаграждения в размере 4,4 миллиона долларов.

Поэтому пришло время вернуться на ринг. Я просидел на скамье запасных уже год. Джефф говорил с доктором Элиасом Ганемом, который возглавлял комиссию по боксу штата Невада. Мне нравился доктор Ганем. Он был ливанцем, родился в Израиле, приехал в США и с нуля создал замечательную медицинскую практику, потому что был врачом старой закалки, который действительно заботится о своих пациентах. Он пользовал всех «звезд» Лас-Вегаса: Элвиса Пресли, Майкла Джексона, Уэйна Ньютона, Энн-Маргрет [244]. Кроме того, он любил бокс. Он заверил Джеффа, что я смогу вернуть себе лицензию, поскольку мое наказание было «немного излишним». Еще тогда, после моего инцидента с Холифилдом, он отвел меня в сторону и сказал:

– Ты лажанулся, но все будет в порядке.

Шелли решил, что лицензию мы должны восстановить в штате Нью-Джерси. Он не знал о негласных усилиях и контактах Джеффа, а у Шелли и у меня были хорошие отношения с Ларри Хаззардом, председателем комиссии по боксу в штате Нью-Джерси, который раньше был рефери. Джефф возражал против идеи с Нью-Джерси, но он не мог вмешаться. 29 июля я явился на заседание Атлетического совета по надзору штата Нью-Джерси. Можно было подумать, что это было заслушивание показаний Саддама Хусейна. Мы с Моникой зашли в здание, держась за руки. Нас приветствовало множество зрителей, но было и шестеро протестующих из «Национальной организации женщин». Эта организация практически везде, куда бы я ни пошел, преследовала меня своими протестами.

В зале судебного заседания полицейские находились в готовности пресечь крупные беспорядки. Они, должно быть, здорово боялись меня. Сначала заседание проходило вполне нормально. Моника, в частности, заявила: «Бокс – это его страсть, и ему его очень, очень не хватает. Ему необходим бокс, и я думаю, что боксу тоже необходим Майк». Затем настала очередь бывшего претендента на чемпионский титул в тяжелом весе Чака Вепнера. Он насмешил весь зал, вспоминая инструктаж рефери Тони Переса перед своим поединком с Мохаммедом Али в 1975 году.

– Он предупредил меня, чтобы я не наносил ударов в затылок или удушающих ударов. А это были два моих лучших удара.

Бобби Чез во время своих показаний заявил, что, хотя я и укусил соперника на ринге, мне следует предоставить возможность продолжать драться.

– В него просто въелась уличная обстановка, – объяснил он. – Если бы после моего удара у соперника выпал глаз, я бы съел его до того, как отдать обратно. У боксера именно такой тип мышления. И Майк в этом отношении ничуть не хуже остальных. Он вовсе не такой злодей, как о нем говорят. Да, он совершил ошибку. Однако я знаю, что он сильно изменился. Майк Тайсон из кожи вон лез, чтобы преодолеть в себе дурные черты.

Была даже показана сделанная в Катскилле видеозапись с Камиллой, которой к тому времени было девяносто три года. Она сказала, что я продолжаю поддерживать ее и называть ее своей «белой мамой».

Мои собственные показания сначала проходили нормально. Я рассказал, что находился словно в тумане от неоднократных ударов головой со стороны Холифилда.

– Я просто решил огрызнуться – и укусил. В тот момент для меня больше ничего не имело значения…

У меня сдавило горло, и пришлось собираться с силами:

– … Я приношу извинения за то, что сделал. Такого больше никогда не повторится. Это будет теперь преследовать меня всю жизнь.

Однако затем, в конце моих показаний, помощник главного прокурора штата Майкл Хаас принялся долбить меня своими вопросами о том, почему же я все-таки укусил Холифилда. Он спрашивал меня снова и снова, смог бы я повторить что-либо подобное.

– Испытание, которому я подвергся, морально опозорило мою жизнь, – ответил я, стараясь сдержать свой гнев. – Неужели вы думаете, что я хочу повторения этого?

Я должен был зачитать заключительное заявление, но меня всего просто трясло.

– Я не желаю сейчас ничего этого говорить, поскольку я зол, – сказал я своему адвокату Энтони Фаско-младшему. – Знаешь, приятель, что я хочу сказать? Пошло оно на хрен! Почему я каждый раз должен проходить через это дерьмо?

– Спокойно, расслабься! – пытался успокоить меня Фаско.

Мать их! Я чувствовал себя, как последний мудак. Мне надоело подавлять в себе бунтарский дух. Я вспомнил Бобби Сила и «Чикагскую семерку» [245], которые не допускали оскорблений и унижений со стороны суда.

Мы были уверены, что, несмотря на мой эмоциональный всплеск, штат Нью-Джерси вернет мне лицензию, хотя главный прокурор штата Нью-Йорк Дэннис Вакко и пытался встрять в это дело. Вакко был в составе группы, возглавляемой сенатором Джоном Маккейном, которая пыталась «навести порядок» в боксе. Они организовали слушания в Вашингтоне, и мне даже пришлось представить туда доклад, который дискредитировал Дона:

– Моя финансовая карьера оказалась в руках промоутера и менеджера, которому дозволено действовать совершенно бесконтрольно. У него неограниченные возможности для злоупотреблений. Боксерам он может платить, как рабам.

Маккейн внес законопроект о создании национальных правовых норм для бокса. Как раз в этой связи Вакко выступал за то, что штату Нью-Джерси не следует давать мне лицензии до тех пор, пока этого не сделает Лас-Вегас.

– Я был бы очень недоволен, если они, на самом деле, дадут ему лицензию или разрешат ему боксировать в Нью-Джерси, – заявил Вакко прессе. Затем он сообщил журналистам, что он готов лично донести эту мысль до главного прокурора штата Нью-Джерси.

Вся эта полемика беспокоила Джеффа и остальных, поэтому 13 августа, накануне заседания Атлетического совета по надзору штата Нью-Джерси, на котором должна была решиться моя судьба, мои советники отозвали мое ходатайство.

Я был зол на весь мир, поэтому пользовался наркотой, чтобы покайфовать, при любом удобном случае. В конце августа мы с Моникой ехали рядом с ее домом, когда кто-то врезался сзади в ее «Мерседес» после того, как кто-то, в свою очередь, врезался в него. Парень вышел из своей машины, подошел к нашей со стороны водителя и начал пререкаться с Моникой, а затем принялся кричать на того, кто ударил его сзади. Я вышел из машины и стал выбивать дерьмо из всех, кто там был. Я пнул по яйцам первого парня, затем ударил того, кто врезался в его машину. Моника принялась кричать, и я был вынужден осадить своего телохранителя, который был в машине перед нами. Теперь я сожалею об этом, но тогда у меня было крайне угнетенное состояние. Подумайте только: у меня есть жена и дети, а я чувствую себя совершенно беспомощным!