Дональд Рейфилд - Жизнь Антона Чехова

Последние мелиховские дни ознаменовались печальным событием: одичавшего Брома, который заболел бешенством, пришлось пристрелить. За имение Чеховы запросили двадцать; пять тысяч рублей с переходом долга в пять тысяч. Антон закупал веревки, ящики и рогожу для упаковки и отправки в Крым семейных пожитков. В Ялте организовать хранение своего добра он поручил Синани. В Таганроге кузен Георгий встречал прибывающие из Москвы вагоны и следил за погрузкой на пароход шкафов, столов, диванов и ящиков с книгами. В Москве для ялтинского дома закупались решетки, дверные петли, умывальники и обои. Тем временем Немирович-Данченко приступил к постановке «Дяди Вани», которая станет сенсацией нового театрального сезона. Антон обратился к коллеге доктору Куркину с просьбой прислать картограмму Серпуховского уезда для доктора Астрова – эту роль предстояло сыграть Станиславскому. В постскриптуме к Машиному письму Антон начал переписку с Ольгой Книппер, обратившись к ней (как раньше к Каратыгиной) «великая артистка земли русской» – но на сей раз с существенным дополнением: «последняя страница моей жизни». Ольга в то время отдыхала у своего брата Константина в Грузии.

Чехов ненадолго вырвался из Мелихова в Петербург. Туда он прибыл 11 июня, встретился с Адольфом Марксом и договорился о том, что пьесы будут печататься вместе с планами мизансцен, нарисованными Станиславским [476]. Затем он сфотографировался в двух разных фотоателье. С Сувориным встреча не состоялась. Пробыв в Петербурге лишь день, Антон сбежал от столичных промозглых холодов в теплую Москву.

Маша все лето провела в Мелихове, пакуя и отправляя в Крым семейное добро и показывая усадьбу покупателям. Антон же обретался в Москве: в прислугах у него была горничная Маша, чей кавалер дневал и ночевал на чеховской кухне. Антон частенько ходил прогуляться по бульварам и побеседовать с «падшими женщинами». Побывал он и на заросшей сорняками могиле Павла Егоровича. Теперь, построив в деревне третью по счету школу, он написал Суворину, что с Мелиховым его уже ничего не связывает, да и как литературный материал оно тоже «истощилось и потеряло цену». К июлю появились два покупателя. Один из них, московский купец Янов, долго приценивался к Мелихову, но в конце концов отступился. За это время отпал и другой покупатель – Борис Зайцев, будущий писатель, а в то время совсем молодой еще человек. Антон наезжал в Мелихово лишь затем, чтобы выкопать то один, то другой куст, который мог бы прижиться в Ялте. Пятого июля он навсегда оставил таксу Хину и имение, на которое было потрачено так много времени и сил.

Все мысли Чехова были заняты Ольгой Книппер. Он договорился встретиться с ней на Кавказе – при условии, что она не вскружит ему голову. Маше он велел поручить продажу Мелихова комиссионеру. Сестра в ответ жаловалась, что покупателям, приезжающим смотреть имение, на станции трудно найти лошадей. Антону она советовала «приехать в Мелихово и отдохнуть до поездки в Крым». Сама она уже с трудом справлялась и с имением, и с желающими купить его: «Черт с ними, с покупателями. Мне скучно и грустно». Теперь она была готова скорее уступить Мелихово Янову на несколько тысяч дешевле, чем томиться в опустевшем доме в ожидании выгодного покупателя, на появление которого надеялся Антон.

Антон поступил так, как было удобно ему. Восьмого июля он послал Ольге Книппер телеграмму, назначив ей свидание в Новороссийске; оттуда они вдвоем намеревались на пароходе добраться до Ялты. Спустя четыре дня он выехал поездом в Таганрог. Миша, только что вернувшийся из Крыма, специально пришел на вокзал повидаться с ним, однако Антона провожало так много друзей, что он не смог перемолвиться с ним словом. (После отъезда Антона Миша с семьей заявился в Мелихово и провел там неделю, предаваясь сладостно-горьким воспоминаниям о пережитом.) В Таганроге Антон пренебрег родственниками и остановился в гостинице «Европа». Не преминул наведаться в веселый дом, который теперь был под началом местного еврея. В одной из амбулаторий увидел облепленного мухами покойника и взялся хлопотать об открытии городского морга. У торговца-татарина он в первый (и не в последний) раз попробовал кумыс. Посетив городскую управу, посоветовал отцам города, где и какие сажать деревья. В Таганроге он приболел и позволил обследовать себя в гостиничном номере школьному приятелю доктору Шамковичу. Семнадцатого июля Чехов отправился морем в Новороссийск.

Миша с семейством вернулся в печали в Ярославль. В Мелихово заявился сбежавший из тюрьмы крестьянин, и Маша от страха по ночам не могла сомкнуть глаз. Тем временем Чехов и Ольга Книппер сошли с парохода на ялтинской пристани. К величайшему огорчению «антоновок», их совместное прибытие не прошло не замеченным для газеты «Крымский курьер». Антон остановился в гостинице «Марино», а Ольга сняла комнату в доме доктора Средина. Целых двенадцать дней они провели в Ялте: гуляли по городу, ездили на извозчике на Ореанду полюбоваться видом на море, наведывались в Аутку, где Бабакай уже заканчивал постройку дома, а Мустафа занимался садом. Впрочем, не все между ними складывалось гладко – Антона изрядно утомили бесконечные разъезды и ежедневные заботы. Маше он докладывал: «Вчера она [ О. Книппер ] была у меня, пила чай; все сидит и молчит». И днем позже: «Книппер здесь, она очень мила, но хандрит». Все остальное его уже не интересовало: Маше он велел продать Мелихово хоть за полцены.

В то же время в Крыму находилась и охочая до сплетен С. Сазонова – ее муж получил в наследство имение неподалеку от Ялты. В ее дневнике с 24 по 31 июля появились новые записи: «Чехов с московской актрисой, которая играла у него в „Чайке“, поехал в Массандру. Обедали в городском саду <���…> Встретили там Чехова, который подсел к нашему столу. Он ходит в серых штанах и отчаянно коротком синем пиджаке. Жалуется, что зимою в Ялте его одолевают посетители. Он нарочно поселился подальше <���…> но это не помогает. <���…> Сам Чехов не из разговорчивых. <���…> Он или нехотя отвечает, или начинает изрекать, как Суворин: „Ермолова плохая актриса <���…> Горький хороший писатель“ <���…> Видела на набережной Чехова. Сидит сиротой на скамеечке» [477].

Второго августа Антон и Ольга отправились на лошадях в Бахчисарай – путь туда лежал через горный перевал Ай-Петри. Проезжая залитую солнцем живописную долину Кок-Коза, они с недоумением разглядывали группу людей, отчаянно махавших им вслед руками, – оказалось, что это знакомые врачи из Ялты, которые издалека узнали Антона. Потом путешественники сели в московский поезд. За это время их дружба переросла в нечто большее. Антон две недели не подходил к письменному столу.