Бхагаван Раджниш (Ошо) - Великий секрет. Беседы по песням Кабира

Как только Бог подходит к вашей двери, все внутри вас проникается умиротворением. Новый вид опьяненности наполняет ваше тело, вашу душу, каждый удар вашего сердца. Прелесть этой опьяненности заключается в том, что она в тысячу раз сильнее вина, но, в отличие от него, не оставляет и следа бессознательности. В этом ее красота. Вот почему в суфийских стихах восхваляется вино.

Стихи Омара Хайяма переводили западные писатели и поняли их неправильно. Эдвард Фицджеральд, который сделал замечательный перевод стихов Хайяма, не был суфием. Например, он использовал буквальное значение слова «вино». Он также буквально воспринял слова «возлюбленный» и «винная лавка». Он читал поэму «Рубаи» и пытался понять ее с помощью словаря. Омар Хайям был суфийским факиром, суфийским святым. Когда он говорит о вине, он говорит о том вине, которое имеет в виду Кабир:

Омар Хайям говорит о том же самом. Винная лавка – это храм, возлюбленный – это мастер, гуру, а вино – это не что иное, как вино Бога. Фицджеральд совершил большую ошибку, переведя стихи Омара Хайяма буквально; в результате многие люди на Западе решили, что Хайям был пьяницей и написал эти стихи во славу вину.

Из-за перевода Фицджеральда поэма «Рубаи» изменилась. Ее издали во многих странах, и в результате «винная лавка» Омара Хайяма прославилась на весь мир. Это было величайшей ошибкой, совершенной при участии Фицджеральда. Но она была неизбежна, потому что для понимания просветленного человека, нужно быть самому просветленным. Чтобы понять сумасшедшего, нужно самому быть сумасшедшим, поэтому, если вы хотите понять просветленного человека, вам необходимо самому стать просветленным. Язык символов, используемый немым, может понять только тот, кто сам нем. Фицджеральд не смог его уловить. Если бы Омар Хайям вернулся на Землю, он ни на кого не был бы так зол, как на Эдварда Фицджеральда. Фицджеральд прославил имя Хайяма на весь мир, но сделал это не лучшим способом.

Когда бы вы ни почувствовали некий покой, некое умиротворение и душевный подъем, не упускайте этот момент. Он означает, что величайший из гостей, возможно, приблизился к вам и парит вокруг. Именно из-за этого вы внезапно начинаете испытывать это воодушевление, это ощущение благодати. Закройте глаза в этот момент. Используйте его для медитации. Обычно вы поступаете наоборот: вы садитесь и начинаете медитировать, когда вы несчастны. Но в это время между вами и богом огромное расстояние – именно из-за него вы несчастны.

Как вы можете позвать бога, если расстояние между вами столь велико? Как вы сможете узнать его? Люди вспоминают его, когда несчастны, и забывают, когда счастливы. В моменты счастья божественное подходит к вам ближе всего.

Быть счастливым – не значит построить большой дом; построив большой дом, вы не обязательно станете счастливым. Быть счастливым – не значит выиграть крупную сумму денег в лотерею, это тоже не гарантирует вам счастья. Возможно, это приведет даже к обратному, возможно, это даже увеличит ваше беспокойство – именно так обычно и происходит. Момент счастья – это когда вы способны сказать: «Все, что есть, это хорошо». Вот критерий счастья: когда ваш ум говорит: что бы ни происходило, все происходит правильно. У вас нет желания ничего улучшать; все, что есть, это хорошо. В это время внутри вас возникает гармония, ощущение, что все в порядке, и вы довольны. На языке хинди это особое ощущение мы называем татхата ; оно означает, что все хорошо таким, какое оно есть.

В такие моменты внутри вас вибрируют гармоничные звуки. Сделайте их моментами молитвы, медитации, поклонения. Нет нужды идти в храм; храм – это вы, и бог – в нем, он скрывается внутри. Любящий скрыт внутри возлюбленного. Путь и есть цель, искатель и есть то, что разыскивается.

Закройте глаза и постарайтесь быть тихими, попытайтесь глубже погрузиться в тишину. Отложите в сторону все свои беспокойства – беспокойный человек всегда остается на поверхности. Прыгайте вовнутрь этой тишины, и вы сможете ощутить проблеск, испытать новый вид юности.

Это юность, которая никогда не померкнет; это юность, которая никогда не состарится; это свежесть, которая никогда не потеряет своей новизны. Это вечно длящееся утро, утро, за которым никогда не наступит вечер. Это рождение, после которого есть только жизнь, больше и больше жизни и ничего, кроме жизни; это рождение, за которым не следует смерть. Это утро, за которым не бывает ночи.

И тогда для вас не будет больше ночей. Тогда, внезапно, вы начнете танцевать. И в этом танце будет осознанность – даже, скорее, сама осознанность и будет танцевать. В этом танце будут мудрость и осознанность, которыми обладали Будда и Мира. Вы будете подобны Будде, вы будете подобны Мире. В Кабире – и Будда, и Мира встречаются. Кабир такой же безмолвный, как Будда, и такой же танцующий, как Мира.

Кабир говорит, что его тело превратится в алтарь. Гость уже стоит у порога, и Кабир готов пригласить его войти. Любого подношения, меньшего, чем само тело, будет недостаточно, поэтому Кабир говорит, что алтарем для жертвоприношений станет все его тело. Он приносит его в жертву, он отдает себя полностью. В жертвенном огне он предлагает Богу свое тело.

Это очень редкое явление. Когда в качестве подношения к жертвенному огню вы отдадите свое тело, вам не нужно приглашать никакого брамина, никакого священника, кто распевал бы гимны из Вед; в тот день их будет петь сам Бог.

Это символ, несущий очень глубокий смысл. Индуисты говорят, что вселенную создал Брахма, и поэтому, если вы отдаете жертвенному огню свое тело, для обряда не нужно приглашать брамина. Любые другие жертвы фальшивы, и простое распевание Ведических гимнов не обладает большой ценностью. И кто будет петь эти гимны? Какой-то брамин, которого вы наняли? В таком случае Веды фальшивы и брамин фальшив, это все самообман. А раз и то, и другое фальшиво, разве может чтение Вед быть подлинным?

Поэтому, когда вы приносите в жертву свое тело, говорит Кабир, тогда не нужно приглашать заурядного брамина; тогда сам Брахма, являющийся создателем этой вселенной, поет Ведические гимны. Когда кто-то отдает себя полностью, все существование торжествует и наполняется экстазом; в этот момент оно поет песню благодарности, песню признательности.