Рэй Брэдбери - Отныне и вовек (сборник)

– Время! – вскричал капитан «Рахили». – Да я потерял целую жизнь. Вы обязаны мне помочь.

Капитан заговорил опять:

– Летите! Я сам поквитаюсь за вашего сына. Бог вам в помощь, капитан.

Голос капитана «Рахили» угасал:

– Бог вам судья, командир «Сетуса-семь».

Запись окончилась. Мы только переглянулись, потрясенные услышанным. Потом я сказал:

– Получается, что «Рахиль», которая плачет о детях своих, исчезла, а мы несемся навстречу… чему? Уничтожению?

Мои товарищи отводили глаза.

Общее молчание нарушил Квелл:

– Вызывали, мистер Рэдли?

Где-то у нас над головами открылась дверь герметичного отсека, и мы скорее ощутили, нежели услышали ни на что не похожую, гипнотическую поступь капитана.

Даунс посмотрел наверх и спросил:

– Речь о нем?

– И не только, – сказал Рэдли. – Мы пренебрегли старым радиоэфиром, который взывал к нам на разных языках. Не обогрели измученных и одиноких космических скитальцев, а ведь они нам родственные души. Отказываемся спасать богословские корабли. Забросили дела…

Даунс перебил его:

– Но, сэр, капитан говорит, что эта комета и есть наше главное дело.

– В таком случае, – сказал Рэдли, – посмотрим на карты капитана. Левиафан нацелен на Землю, верно?

– Пожалуй, да, – согласились все мы. – Верно.

– Вот Земля, – сказал Рэдли, указывая на карту. – Ну-ка, Даунс, подсвети ее. А теперь подсветим Левиафана, вот так. Двигай и Землю, и белое облако по их траекториям – поглядим, что получится. Компьютер все просчитает и выдаст ответ. Следите!

Огромная звездная карта вспыхнула огнями. Мы видели нашу планету. Видели комету. Земля поплыла сквозь пространство. Поплыл и Левиафан. Вселенная пришла в движение. Левиафан прорезал космос, Земля вращалась вокруг Солнца.

– Вот, уже видно, – встрепенулся Даунс. – Столкновение неминуемо! Комета действительно уничтожит Землю! Капитан не зря говорил.

– Не гони, – осадил его Рэдли.

Мы неотрывно смотрели на меняющуюся звездную карту, и у нас на глазах огромная комета пролетела мимо, не задев Землю.

– Смотрите, уходит, – прокомментировал Рэдли. – Комета продолжает полет, не причинив Земле никакого вреда.

Мы проводили глазами меркнущее изображение кометы.

Рэдли выключил карту.

– Капитаны не лгут, – заявил Даунс.

– Не лгут, – согласился Рэдли, – если не поражены безумием. В этом случае ложь – это их правда. Квелл?

Мы посмотрели на Квелла, который беспокойно топтался на месте.

– Кто-кто, а Квелл знает, – сказал Рэдли. – Квелл, эти люди тонут. Дай им воздуха глотнуть.

Но Квелл стоял с закрытыми глазами и молчал, а потом заговорил – будто бы сам с собой:

– О, да простят меня отцы времени. – Вслед за тем он жестом подозвал нас ближе и обнял своими паучьими лапами. – Сюда. Дайте мне объединить ваши мысли. Вот так. Хорошо.

Мы ощутили единение. Подняли головы. Квелл, прижав нас к себе, связал каждого с душой, сознанием и голосом капитана.

Тут с самой верхней палубы корабля, из-под звезд, донесся крик нашего капитана: «Кажется, вижу!»

Нас поразила отчетливость его речи, хотя он находился невероятно далеко.

Квелл покачал головой и отступил назад; голос капитана затих.

– Квелл, – потребовал я, – давай дальше! Пожалуйста. Мы должны слышать это.

Квелл опять привлек нас к себе. В его глазах горел огонь, щеки зеленели больше обычного. Голос капитана, прошедший через Квелла, опять зазвучал в полную силу.

– Да, я почти уверен. Далекие безжизненные миры проносятся перед моими незрячими глазами, снова и снова повторяя: «Мы живы! Помни о нас! Не забывай. Да простятся грехи наши! Да восславятся наши добродетели, даром что нет у нас ни плоти, ни крови, ни сладостных токов. А с ними ушла и безысходность, что звалась надеждой и будила нас по утрам. Помни о нас!» Я вас помню, хотя и не знаю. Ваши неизбывные муки и страшные сны не забыты… Они хранятся у меня как мои собственные; это я облекаю в плоть ваших демонов гнева; ваша духовная битва направляет мою руку для удара; вашими устами говорит со мною день и наставляет меня ночь. И придет пора мне воззвать к иным мирам, как нынче вы воззвали ко мне, и тогда свершения этой ночи, слова и дела наши на одиноком пути, отделенные миллионом лет от этого часа, прорастут и расцветут на далеком берегу, где вам подобные начнут поднимать головы, и прозреют, и узнают о наших обретениях и потерях, и увидят, как пробуждается жизнь или клонится ко сну смерть.

Дальше капитан заговорил совсем тихо:

– Подобно им, скитаемся мы вечными призраками, стучимся в ворота, заглядываем в двери, говорим своими делами, в который раз обещая исполнение старых снов, дурных или добрых. И все же мы движемся вперед, преодолевая один световой год за другим, никого не зная впереди. Подобно им и их близким, мы с нашими близкими будем показывать вечность в театре теней: два разных фильма на разных экранах, а между ними – пустота, пустота и пустота. Здесь, грядущей ночью, я убью или буду убит. Но там, в сетях и тенетах световых бурь, я еще не рожден. О Боже, дай мне стать этим младенцем, чтобы начать сызнова, а начав, обрести хоть малую толику покоя в чистое крещенское утро.

С закрытыми глазами Квелл отпустил нас, резко опустив паучьи руки.

– Одному Богу известно… – забормотал Рэдли, взволнованный и подавленный.

– Вот именно, одному Богу, – сказал Смолл. – Только больше не надо этого, не надо. Хватит.

Квелл перевел дыхание, и тут вновь раздался голос капитана:

– Бесконечными днями я взывал к Господу. И бесконечные ночи были мне наградой. О, эта белизна! Мое бледное, странствующее наваждение. Восстань, о мертвый дух! На сей раз я не дрогну. Даже силы тяготения не уведут меня в сторону! Подобно мирам, что светятся вокруг солнца, моя душа летит по одной орбите. Пусть я слеп, но моя истерзанная плоть стала мне глазом. Я наведу затмение, чтобы погрузить в вечную тьму то зло, которое посмело меня ослепить. Фата станет саваном. Никчемный покров обовьется вокруг бледной шеи. Левиафан! Левиафан!

Мы явственно ощущали, как его руки тянутся схватить, удержать и задушить.

И наконец:

– Позволь мне сделать это и загасить мои огни.

Квелл, словно усталое эхо, повторил своим собственным голосом:

– Огни.

Мы умолкли; капитан больше не сказал ни слова.

Первым заговорил Рэдли:

– Что скажете?

Даунс поднял взгляд на первого помощника:

– Подслушивать – это немыслимо, недопустимо, преступно. Мы не имеем права!

– Но и опасность немыслимая!

– Уж не думаете ли вы поднять мятеж, сэр? – спросил Смолл.

Рэдли отпрянул; его лицо исказилось ужасом.

– Мятеж?!

Тут вмешался Квелл:

– Он думает… совершить захват власти.