Грег Бир - Город в конце времен

– В каком смысле «кутерьма»? – нахмурилась Тиадба.

– Никто в Кальпе не знает об этих феноменах ничего определенного. Похоже, они каким-то образом воздействуют на определенные точки местоположения в Хаосе. Они считаются опасными, так как все силы Хаоса сосредотачиваются вокруг них – появляются новые колеи, собираются служители Тифона, пленники пробуждаются на новых уровнях рабства. Кутерьма ведет к быстрым изменениям и возникновению новых и мощных факторов.

– То есть рождаются новые монстры? – спросила Фринна, дрожащей рукой цепляясь за Денборда и подтягивая его поближе. Тот не возражал.

Махт на несколько шагов удалился от группы, желая бросить взгляд на равнину, с которой они пришли.

– Эй! Все опять съеживается! – крикнул он. – Даже Кальпа видна! Вон и Свидетель появился!

Тиадба обернулась и чуть не упала от головокружения. Свет сворачивался штопором, и возникало впечатление – нет, уверенность, – что Хаос начал очередной раунд схлопывания, как воздушный шарик с развязанной горловиной. Если бы они в свое время подождали подольше… может, и не пришлось бы так долго идти, чтобы очутиться в нынешнем месте?

– Под нами колея! – взвизгнула Фринна.

Действительно, камни разгладились и стали вязкими, всасывая их ступни с пугающей скоростью. Пилигримы словно проваливались сквозь плоскую, бледную поверхность. В горах вокруг долины разверзались трещины, через которые тянулись новые колеи прямиком к зеленоватой массе в центре.

Кхрен вскинул их последнее стрекало, но не успел его активировать: из тумана выскочило щупальце и мгновенно – как удар хлыстом – цапнуло оружие из рук.

Все, опоздали.

Над ними нависли тени – полуслепые, выпученные глаза дико вращались, рыскали по грунту, пятнистые морды растянули пасти под высокими, вогнутыми тушами, – они окружили группу, с чавканьем переступая гибкими ножками-колоннами…

Тиадба словно в трансе следила за тем, как ее товарищей подхватывали мельтешащие, едва видимые когти. Одна за другой в воздух взмывали корчащиеся фигурки.

Самый крупный и необычный Молчальник – три морды, слившиеся воедино, четыре глаза с морозным инеем бельм и булавочными зрачками мрака, – пригнулся над Тиадбой и ощерился в ухмылке. Протянулась лапа. Девушку сжали усеянные шипами пальцы.

Из центра долины – тронутого изморозью неясного зеленого здания и ледовой горы, висевшей точно над ним, – донесся дикий, визжащий вопль, словно мириады тварей, лишенных всякой надежды на спасение, заставляли демонстрировать восторг, счастье…

Заставляли петь.

Исполинские фигуры на скалах пробудились от оцепенелого сна, хотя в их шевелении не было жизни, – и медленно потянулись к подножию, будто хотели собраться, чтобы понаблюдать и, возможно, принять участие в Кутерьме.

На глазах Тиадбы с ее товарищей сдирали доспехи. Настала и ее очередь. Трехликий и четырехглазый Молчальник, покряхтывая от удовольствия, обнажил ее руки и ноги, шипастые пальцы сдавили гермошлем, который раскрошился, как ореховая скорлупа, едва успев выдать последние слова Патуна:

– Это неверный пункт назначения. Луч ма…

Тиадба не испытывала никакой боли. Словно вакуум высосал всю надежду – что-то проникло ей в разум, принялось копаться, ворошить, раздирать… и наконец, обнаружило искомое.

– Твоя сестра.

И не голос, и даже не бесплотное присутствие… пустота пустот, спокойствие вещи, которая не обладала собственной речью, но пользовалась голосами других, чтобы сообщить:

– Никто к тебе не присоединится. Твои истории не будут рассказаны.

Ее спутники не были мертвы. Они изменились, но лишь немного; более того, они до сих пор сопротивлялись, даже лишившись скафандров – дергались, шевелили губами, но их никто не слышал. Сжимая в лапах легкую ношу, Молчальники понеслись по новой колее к центру долины. Тиадбу медленно вращало. В сполохах закрученного света собирались исполины, обрастала новыми деталями зеленая масса, меняла очертания… под белесой взвесью проглядывали волнистые формы… Древняя опалесцирующая иллюзия была нарушена – нагло, с издевательской насмешкой: полупрозрачные нефритовые башни и купола растеклись по долине, – и девушка поняла , признала в этом видении то, чем оно некогда было.

Я с самого начала бесконечно иду и иду сюда.

Пилигримов затянуло в призрачную, затерянную Натараджу – в Фальш-Город.

Джинни ничуть не сомневалась: это сон, чужой сон – и замечательный по всем статьям.

Она была двумя людьми, разделявшими одну и ту же плоть под облачным небом с ярко-голубыми заплатками. Кругом холмистая равнина, словно любовно выписанная кистью, – до самого горизонта с ясными, приятными глазу очертаниями. Да, это легендарная Тула, великий остров в сотне миль от берегов Ирландии, край с богатой историей. Именно он грезился девушке, когда ее посетила Мнемозина. Место, в которое ей упорно не давали попасть.

Конечно, не все еще было полностью сформированным, готовым. Джинни приходилось специально всматриваться, чтобы те или иные особенности обретали визуальную, чуть ли не тактильную, подлинность. Скажем, кинешь взгляд на заросли неподалеку – нечто вроде дикого кустарника, то ли вереск, то ли еще что-то, с нечетко прорисованными, лиловыми цветами, – и, если немножко приложить усилий, цветы вдруг – щелчком – становились настоящими.

Ее губы невнятно прошептали:

– Это чудесно… Никогда не видела ничего подобного…

Джинни, хозяйка тех же самых губ, спросила:

– Кто кому снится? Чей это сон?

– Наверное, твой. Ты знаешь небо, и зеленые холмы, и вереск – а я нет.

– То, что знаю я, знаешь и ты. Но я не помню твоего имени.

– У нас нет имен – сейчас. Я попала в страшное место. Но иногда я сплю и вижу сны. Мы снова вместе. Приди за мной, найди меня – пока еще не поздно.

Джинни тряхнула головой и встала на ноги. Передохнув, она почувствовала себя свежее, воодушевленнее, – а ведь до сих пор думала, что в конце удивительных странствий найдет лишь печаль, скорбь и боль. Девушка потерла мерзнущие ладони и вытянула руку, проверяя границу действия пузыря.

Так, понятно. Вот досюда, – а дальше нельзя.

Граница более реальная, нежели сон, – и куда менее приятная.

Вход в громадное горное ущелье охранялся двумя исполинскими истуканами, к которым не хотелось приглядываться. Они созданы для другого места, предположила Джинни, из другой материи, из вещества, которое выполняло особые функции при особенных обстоятельствах. Поди разберись.

Девушка дважды провернулась на цыпочках, напоминая медленную юлу – такое она уже проделала однажды, во время Зияния, – и почувствовала, как вслед за ней сделал пируэт и темный, каменистый ландшафт. Она очутилась перед другим ущельем в скалах, возле другой пары неподвижных часовых – не менее странных, но других. Вновь дважды провернувшись, она оказалась перед третьим входом и третьей парой сторожей, в которых не читалось никакого энтузиазма что-либо сторожить. Нечто вроде декоративных керамических фигур по сторонам дверного косяка – взашей бы гнать таких декораторов…