Charley Brindley - Последняя Миссия Седьмой Кавалерии

– Э-э, Иглмун, – сказал Александр, – я больше думал о небольшой дипломатии.”

– Вы знаете, как подписываться "дипломатия", сержант?”

– Нет, но … —”

Пушистое лицо поднял руку и указал на Отэм. – Бах, бах?”

“Вот именно, – сказала Отэм. – Бах, бах.”

Он расхохотался и подошел к Отэм. Она отступила назад, но он протянул ей руку в дружеском жесте. Поколебавшись, она протянула к нему руку.

Он крепко сжал ее и произнес несколько слов, закончив их словами: “Агарь.”

– Агарь?”

Пушистое лицо кивнуло. Он вытер кровь с носа и постучал себя кулаком по груди. – Агарь.”

“Хорошо, Агарь.– Она вырвала свою руку из его. “Апаш.– Она похлопала себя по груди.

– Апачи, – сказал он и подал знак одному из своих людей.

Человек вышел вперед, и Агарь взяла из его рук дымящуюся чашу. Он протянул чашу Отэм. Она посмотрела на чашу и покачала головой.

“Я бы предпочел что-нибудь выпить.– Она сделала движение, чтобы выпить.

Агарь выкрикнула команду. Вскоре появилась женщина с глиняным кувшином и двумя чашами для питья. Она протянула каждому по миске и налила темную жидкость из кувшина.

Отэм отхлебнула из миски, причмокнула губами и улыбнулась.

“Вино.– Она протянула чашу Агари.

Он чокнулся своей чашей с ее, затем залпом выпил вино. Она сделала еще глоток, потом выпила все до дна. Они протянули женщине пустые миски, и она снова наполнила их.

Отэм указала на Ложаба, которого все еще держали двое пехотинцев. “А если они его отпустят?”

Агарь посмотрела туда, куда она указывала, затем нетерпеливо махнула рукой в сторону двух мужчин. Они отпустили Лоджаба. Спотыкаясь, он шагнул вперед, восстановил равновесие и отряхнулся.

Осень поджарила Агарь. – Дипломатия!”

– Апачи!”

Они оба опустошили свои миски.

– Успокойся, – сказал Александр, – ты же знаешь, что не справишься со своей огненной водой.”

Ложаб поднял винтовку и направился к Шараковой. “Неужели ты никогда не можешь заниматься своими делами? Я держал ситуацию под контролем, пока ты не взбесился.”

“Да, у тебя все было под контролем. Я видел, как ты ударил того парня кулаком в живот.”

“Если бы сержант не пришел спасти твою задницу, – сказал Лоджаб, – ты был бы трупом.”

“Угу. Ну, в следующий раз, когда захочешь под кайфом, полезай на дерево, – сказала она, обмениваясь винтовками с Кариной.

На следующий день, ближе к вечеру, ЛиАда и Тин-Тин пришли во взвод. Но они были без своих обычных улыбок и веселых комментариев.

“Мы найдем тебе Рокраиниум, – сказала ЛиАда.

Уже почти стемнело, когда они вышли на небольшую поляну, расположенную в двух милях от их лагеря на реке.

– Боже мой, – сказала Шаракова, – что с ним случилось?”

“Его пытали, – сказал Александр. – Медленная, мучительная смерть.”

Шесть человек из взвода, а также Тин Тин бан Суния и ЛиАда стояли, глядя на тело. Остальные члены взвода остались в лагере вместе с Кавальски.

Дюжина пехотинцев ждала неподалеку, наблюдая за окрестным лесом.

Отэм достала из внутреннего кармана желто-синий шарф, чтобы прикрыть гениталии капитана, по крайней мере то, что от них осталось.

– Проклятые животные, – прошептала она, накрывая его шарфом.

“Они сделали это, потому что мы убили так много их на тропе?– Спросила Шаракова.

– Нет, – ответил Александр. “Он мертв уже несколько дней. Я думаю, они убили его, как только он приземлился.”

“Они, должно быть, видели, как он спускается, и схватили его, когда он упал на землю, – сказала Отэм. “Но почему они так мучили его?– Его тело было покрыто множеством мелких ран и синяков.

“Не знаю, – ответил Александр, – но мы должны похоронить его. Нас недостаточно, чтобы отбить крупную атаку.– Он оглянулся на темнеющий лес. “Только не здесь.”

– Мы не можем похоронить его голым, – сказала Шаракова.

– А почему бы и нет?– Спросил лоджаб. “Он появился на свет таким образом.”

“У меня в рюкзаке есть майларовое одеяло, – сказал Хоакин, поворачиваясь спиной к Шараковой. – Он в боковом кармане.”

Когда она сняла туго свернутое одеяло, из его рюкзака выпал длинный предмет. – О, Прости, Хоакин.– Она встала на колени, чтобы поднять его.

Тин-Тин бан Суния заметила блестящий инструмент, и ее глаза расширились. Она толкнула Лиаду локтем. ЛиАда тоже заметила это, и было очевидно, что они оба хотели спросить об этом, но решили, что сейчас не самое подходящее время.

Шаракова протянула инструмент Хоакину, и тот, отряхнув грязь с полированного металла, улыбнулся ей. “Все нормально.”

Она расстелила серебряное одеяло на земле, а остальные принялись рыхлить землю острыми ножами. Они начали рыть могилу вручную. Тин-Тин и ЛиАда помогли ему, и вскоре яма стала глубиной в три фута и длиной в семь футов.

“Хватит, – сказал Александр.

Они положили тело капитана на одеяло и накрыли его одеялом. После того как они осторожно опустили его в могилу, Отэм встала у подножия могилы и сняла шлем.

– Отче наш, сущий на небесах…”

Остальные сняли шлемы и склонили головы. ЛиАда и Тин-Тин стояли рядом с ними, глядя на тело.

Отэм закончила молитву Господню и сказала: “Теперь мы вверяем нашего друга и командира в твои руки, Господь. Аминь.”

– Аминь, – сказали остальные.

– Сержант, – прошептал Хоакин, поднимая блестящую флейту, выпавшую из рюкзака.

Александр кивнул, Хоакин поднес флейту к губам и заиграл Болеро Равеля. Когда мрачные звуки музыки проплыли над сумеречной поляной, другие солдаты опустились на колени, чтобы начать заполнять могилу горстями земли.

ЛиАда тоже опустилась на колени, помогая прикрыть мертвого капитана.

Только Тин Тин бан Суния и Хоакин остались стоять. Пока Тин-Тин с открытым ртом смотрела на Хоакина, играющего музыку, ее правая рука двигалась как бы сама по себе, как существо, извивающееся и слепо ищущее что-то в кожаной сумочке на бедре. Она подняла старую деревянную флейту, которую сделала в Карфагене одиннадцать лет назад.

Хоакин заметил это движение и проследил, как она взяла флейту кончиками пальцев. Его руки, хотя и покрытые шрамами и сильные, танцевали изящный балет над серебряными клавишами. Тин-Тин подождала, пока он замолчит, потом поднесла флейту к губам и заиграла.

Остальные, казалось, не замечали нот музыки, когда они работали над заполнением могилы, но Хоакин определенно заметил—она играла, нота за нотой, Болеро точно так же, как он играл его несколько минут назад. Он снова начал играть, подстраиваясь под ее место в песне, но на октаву ниже, чем она.

Отэм посмотрела на Тин-Тин, потом на Хоакина. Она улыбнулась, и слезы потекли по ее щекам, потом она разгладила грязь на могиле капитана Сандерса.