Фредрик Олссон - Конец цепи

Здание отеля потеряло большую часть угла. Стены и окна там исчезли, и на всем расстоянии от крыши и вниз в воздухе парили бумаги, обрывки ткани и остатки строительных материалов и падали на землю туда, где остатки вертолета сейчас пожирали большие языки пламени.

Возбужденные голоса перебивали друг друга, напечатанные заглавными буквами текстовые сообщения кричали о том, что Слотерваартскую больницу взорвал свой же самолет, или, пожалуй, его раньше захватили террористы с целью осуществить задуманное. Догадкам не было предела, а на месте событий царил хаос, и, прижимая к ушам наушники, люди в панике рассказывали то, чего они не знали.

Никто не смотрел на одинокого молодого человека на крыше.

Никто не говорил о женщине, стоявшей на выступе, который снес вертолет.

Только здесь в комнате с синими стульями все прекрасно представляли, о чем идет речь.

А Жанин наконец повернулась, посмотрела в сторону Вильяма, чтобы проверить, как он себя чувствует.

Но Вильяма Сандберга больше не было в комнате.

Они нашли Сандберга в его собственной рабочей комнате.

Искали по всему замку, в капелле, на террасе. Призвали на помощь Эвелин Кейс, заставили ее проверить по спискам, посмотреть, где отметился его ключ и куда Вильям держал путь.

Он ведь пытался покончить с собой и раньше.

Терраса находилась на высоте по меньшей мере тридцати метров, а внизу был горный склон. И помимо всех уступов и маленьких балконов имелись еще окна в башне, а также в капелле, и для того, кто не хотел жить больше, не составило бы труда реализовать свой замысел.

Когда Кейс вернулась с сообщением, где он, все сначала подумали, что он выбрал какой-то иной способ, и Жанин поспешила по коридорам и по лестницам, как множество раз ранее, но сейчас боясь за чужую жизнь, а не за свою собственную.

И добралась чуть раньше Коннорса.

И они бросились к его двери, думали, заперта, но она открылась и впустила их внутрь, и они явно напрасно беспокоились.

Вильям находился там, с пустым взглядом, держа на ладони открытый блокнот, в то время как его глаза странствовали по стенам, а ручка в другой руке была готова записать его мысли, если только он придет к чему-то дельному, несмотря на свое душевное состояние.

Он даже не услышал, как они вошли.

Смотрел на цифры, пытаясь понять что-то, но все его усилия не приносили успеха. Казалось, из-за каждой новой мысли, пришедшей ему в голову, он забывал две другие, и все его старания добиться большего приводили лишь к худшему результату.

Она погибла.

Он видел ее смерть.

Вильям знал, что она являлась лишь одной из тысячи уже умерших и еще многих, которым предстояло последовать за ними, но, как ни пытался охватить взглядом нечто большее, все равно видел только ее.

Речь шла о тысячах. И только сначала.

И он заставлял себя справиться с паникой, существовало ведь какое-то решение, ключ. Само собой, как же иначе. И он наверняка прятался среди всех цифр, находившихся перед ним, и ему требовалось найти его, пока не станет слишком поздно, и сейчас он знал, что это означает. Но в ушах отдавались удары его сердца, заглушая все мысли, и он заставил себя закрыть глаза.

Целостность.

Об этом говорила Жанин. Целостность.

Именно ее ему по-прежнему не хватало.

Другие отбирали последовательности, украшавшие стену перед ним, сами решали, какие из них важные, или центральные, или неопасные, на предмет показать ему.

Сейчас его волновало то, что стояло в промежутках. Материалы, отсутствовавшие у него. Какие-то цифры находились ведь между группами, висевшими здесь, до и после них, в тех частях ДНК, которые, по их мнению, не принадлежали шифру. Откуда им было знать, а вдруг ключ именно там?

Каких последовательностей у него не хватало?

Какие предсказания они сохранили для себя?

Почему из всех длинных цепочек человеческого генома он получил только эти?

Он зашел так далеко в своих мыслях, когда кто-то взял его за руку.

Это была Жанин.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

Ужасно глупый вопрос, это знали они оба, но за ним скрывалось нечто иное. Ее беспокойство. Она же понимала, каково ему сейчас, и ему это было приятно. И он кивнул в ответ.

На шаг позади нее стоял Коннорс.

– Нам ужасно, ужасно жаль, – сказал он.

– Жаль чего? Того, что вы убили мою жену? Или того, что взорвали больницу, полную людей?

Вильям произнес это с ледяным взглядом.

Коннорс сумел бы ответить, но в результате не стало бы лучше.

«Мы убили твою жену, – мог бы он сказать. – Но в больнице тогда уже больше не оставалось живых».

Однако предпочел промолчать.

– Что происходит? – спросил Вильям.

– Ты же сам знаешь, – ответил Коннорс и покачал головой.

– Ты прав, и я переформулирую вопрос. Когда мы узнаем все?

– Мне жаль, – сказал Коннорс. – Но вы знаете все то, что известно нам.

Вильям сжал зубы, отвернул в сторону голову не потому, что устыдился своего недоверия к генералу, а скорее с целью собраться с силами, перевести дыхание и продолжить еще в более резком тоне и с более суровым взглядом.

Коннорс увидел это и опередил его:

– Именно такого мгновения мы боялись. И пожалуй, могли бы рассказать раньше, наверное, должны были сделать это. Но мы выбрали…

Он сомневался, прежде чем продолжил, все ведь по воле Франкена, а не его собственной, но он был столь же виновен сам, и не стоило притворяться.

– … ради вас, ради вашей собственной…

Нет. Он поменял формулировку.

– Есть знания, не предназначенные для нас. И очень трудно жить с такой ношей…

Шум сметенных с большого письменного стола предметов заставил его замолчать столь эффектно, как и задумал Вильям.

– Черт побери, – заорал он.

Бумаги, папки и ручки разлетались по старинному каменному полу. Он словно проснулся где-то в глубине души, как будто вся его злоба вырвалась наружу, и адреналин смог выполнить нечто целенаправленное вместо того, чтобы просто блуждать по сосудам и напрасно растрачивать свои силы. Воцарилась тишина. Тишина, наполненная ожиданием. И Вильям сделал глубокий вдох, он смотрел на Коннорса, не сводя с него глаз, подобно родителю, призывающему к послушанию ребенка.

А потом он заговорил спокойно и деловито, но довольно резко и с ударением на каждой гласной.

– Вы же знали, что нас ждет, – произнес он обвиняющим тоном. – Знали, что трагедия стоит за углом, видели по всем признакам ее приближение и забрали меня сюда. Надеялись, что я найду решение для вас. Я ошибаюсь?

Коннорс не понимал точно, куда он клонит.

Ответил осторожно. Как можно спокойнее.

– Мы изо всех сил старались избежать такого развития событий.

Вот как, говорили глаза Вильяма.