Валери Тонг Куонг - Где я

У нас всего три дня, а он ушел кататься.

Я закрываю глаза и жду его в темноте.

– Ведь мы надеялись, что это будет великолепно! – негодует Жюст. – Три великолепных дня. Все условия соблюдены. Превосходный снег, постоянное солнце и это потрясающее шале. Ты только представь на минутку, во сколько бы такое обошлось, если его снимать!

Я пытаюсь объяснить: Жюст, у нас же всего три дня. Он ничего не хочет слышать.

– Три дня в горах, чтобы сидеть взаперти – ты на это надеялась?

Он кричит, и каждый из звуков, которые он издает, распинает и убивает меня.

– Такие шикарные выходные с неба кучами не сыплются, дорогая Аньес. С каких это пор катание на лыжах противопоказано молодым влюбленным парочкам? Они что, должны жить отшельниками? Предупреди меня в таком случае, предупреди, потому что, видишь ли, дорогая Аньес, до этого момента я думал насладиться жизнью. А на самом деле какая у нас программа? Стоило мне высунуть нос наружу, как Аньес принимает трагический вид, кривится и закатывает мне истерику!

Он идет на кухню и продолжает оттуда:

– Жизнь, Аньес, настоящая жизнь!

Я слышу, как он бьет по стенам кулаками. Так что мы впервые оказались не Единым Существом, а двумя разными – с разным представлением о счастье. И что мне думать о себе, о Жюсте, обо всем этом? Он молча проходит мимо и запирается в ванной. Гораздо позже выходит оттуда, уже свежий, успокоившийся и прижимает меня к себе.

– Ну хватит, Мамочка, я сорвался, и было из-за чего. Но все-таки не собираемся же мы испортить такие прекрасные дни!

Меня заливает теплом его тела, успокаивая мое отчаяние.

– Аньес, ты спишь, свою мельницу проспишь [3] Переиначенная фраза из французской детской песенки про спящего мельника. … – добавляет он, – полу-напевая, полунашептывая.

Целует меня. Я возвращаю ему его поцелуи, слишком счастливая, что все улаживается.

Солнце сияло до конца выходных. Жюст был доволен. Катался с утра до вечера. Я смирилась и терпеливо ждала его в шале.

В первый день он еще побуждал меня выйти прогуляться:

– Пройдемся по деревне, хоть чистым воздухом подышим!

Меня это не соблазняло. Он настаивал:

– Тебе тут будет одиноко.

Я отвечала, что люблю одиночество. И не лгала. «Опасность не в одиночестве, а в отчуждении», – добавила я, но он был уже далеко. Так уж повелось у нас с Жюстом: важнейшие слова всегда приходили или слишком рано, или слишком поздно.

Я провела эти три дня, заточив себя в спальне. Лежала в постели вплоть до наступления темноты и возвращения Жюста. Он быстро принимал душ и что-нибудь готовил, чтобы перекусить на скорую руку, предупреждая: «Это для нас двоих, Мамочка». Потом начиналось самое лучшее и длилось несколько часов, после чего я отключала свой мозг и снова погружалась в пустоту.

В понедельник вечером мы снова сели в поезд. Я наблюдала за Жюстом, который дочитывал свою книгу, думала о нем, но это была плоская, бесплодная мысль. По дороге к квартире сильно дул ветер, как в день нашей встречи. Жюст оставил вещи, потом взял боксерские перчатки и направился в спортивный зал. «Главное, не жди меня, – сказал он, уходя. – И мужайся насчет завтрашнего дня!»

Я смотрела, как он удаляется своим легким шагом. Мне хотелось присоединиться к нему, чтобы он увлек меня за собой силой своей тяжести, но не сдвинулась с места. Похолодела.

Хозяин дал мне выходной неслучайно: в следующий вторник в соседней высотке начинался гигантский конгресс – «международного масштаба», уточнил он каждому из официантов. И, чтобы подготовить нас к испытанию, собрал войска на рассвете. Успех операции зависел, по его выражению, от нашей способности «убивать мертвое время», другими словами, мы не должны простаивать ни минуты. Он говорил быстро, отрывисто, иногда останавливаясь и проверяя, внимательно ли мы его слушаем. А я все думала о его словах: как можно убить что-то уже мертвое?

– Аньес, окажите мне любезность: перестаньте считать ворон в следующем году.

Можно ли убить то, что уже мертво?

Он нанял дополнительный персонал, организовал команды. Клиентов ожидалось много, и большинство без предварительного заказа. Придется поторапливаться с уборкой столиков, находить добавочные стулья и не ворчать, если кто-то из них явится в последний момент и будет мешать проходу. Если им не найдут место за десять минут, они отправятся в большой ресторан напротив и мы потеряем их на все время конгресса, что обернется прямым убытком, потому что участник такого мероприятия, будучи навеселе, много пьет, составляет великолепные отчеты о расходах и ненавидит менять свои привычки.

Поставки вина и крепких напитков продолжались всю неделю, подвалы и холодильники ломились от запасов. Были назначены премии по итогам работы, поскольку съезды такого размаха случаются не каждый месяц.

– Я рассчитываю на вас, дорогая Аньес, вы ведь проявите любезность, правда?

И этот боров ущипнул меня за щеку с игривой улыбочкой. Его пальцы воняли остывшим жиром, пальцы и все его тело. Он впервые прикоснулся ко мне, никогда раньше не осмеливался на такое. Моя рука отреагировала на это сама по себе – я тут же отбросила его ладонь, шваркнула ее о стену. Грязная свинья, сказала я, не смей прикасайся к моему лицу.

Он встал передо мной как истукан и напыжился; официанты молча обступили нас кругом.

– Моя милая Аньес, немедленно извинитесь, потому что вы перешли все границы. Забыли, кто тут главный?

Он говорил всего в сантиметре от меня, почти касаясь ртом моих губ. Его дыхание проникло мне в горло, и оттуда, из самой глубины, что-то поднималось. И я изрыгнула это на него: никогда, никогда не касайтесь моего лица, это очень опасно, где вас учили просить прощения? Можно ли убить что-нибудь уже мертвое? Неужели так сильно дует ветер? Вы ведь будете так добры, правда?

Хозяин замахнулся на меня, хотел ударить.

– Дрянь такая, я тебя научу уважению! – вопил он, окруженный двумя-тремя официантами. – Опусти глаза!

Но мои глаза смотрели прямо вперед, пронзали его, обшаривали его свинячью требуху, бросали ему вызов, иди сюда, мой козленочек, я тебя жду, только попробуй еще раз прикоснуться к моему лицу, попробуй еще раз тронуть его своими вонючими лапами.

Остальные вывели меня на улицу. Одна из девиц сказала: что ты творишь, Аньес, устроить нам такое сегодня, честно говоря, это подло. Потом все они вернулись к работе. А я сидела на краю тротуара, в одной блузке, сжав колени, и слышала, как все твержу: только попробуй прикоснуться к моему лицу, грязная свинья, только попробуй еще раз тронуть его своими вонючими лапами.

Я не стала возвращаться за своим пальто. Дала себе время успокоиться, потом пошла домой. Хотелось есть. Зашла по дороге в булочную и купила багет, который сразу же и съела, обмозговывая положение, в котором оказалась. Я только что потеряла работу, но нисколько о ней не жалела. В деловом квартале столько всяких кафе и ресторанов, что в конце концов наверняка найду себе место. В сущности, все может даже обернуться к лучшему. Поскольку было всего девять часов утра, я найду Жюста еще в постели. Разбужу его, расскажу, что случилось, он меня поздравит с тем, что дала отпор этому вонючему козлу, и мы вместе выпьем кофе. Я проведу вместе с ним долгий день (приятно продолжив наши выходные), а затем начну искать новую работу.