Стивен Ван Дайн - Злой гений Нью-Йорка

– Когда это было?

– Примерно в половине десятого. Драккер уже ушел, когда заявились Робин и Сперлинг.

– Скажите, профессор, – вступил в беседу Вэнс, – мистер Арнессон часто уходит из дома в субботу утром?

Профессор, окинув его недовольным взглядом, ответил, но не сразу:

– Ничего странного в этом нет. По субботам он обычно остается дома, но на этот раз я попросил его сделать для меня одну работу, а для этого ему пришлось отправиться в университетскую библиотеку… Мы с ним вместе работаем над одной моей книгой.

Повисла неловкая пауза, после чего Маркхэм заговорил:

– Утром вы упомянули о том, будто и Робин, и Сперлинг были женихами мисс Диллар и добивались ее руки…

– Дядюшка! – Девушка, гордо приосанившись в кресле, с укоризной посмотрела на профессора. – Не надо, это же не так.

– Это сущая правда, – с нежностью в голосе отозвался профессор.

– Ну, может быть, в какой-то степени, – призналась Белль. – Только не стоило об этом вспоми– нать. Вы же прекрасно знаете, как и они сами, о моем отношении к ним обоим. Мы добрые друзья, и не более того. Как раз накануне вечером, когда молодые люди пришли сюда, я совершенно ясно дала им понять, что не стану больше слушать уговоров насчет свадьбы. Они еще совсем мальчишки, и один из них теперь погиб… Бедный Птенец-Робин!

Вэнс, приподняв брови, удивленно переспросил:

– Птенец?

– Ну да, мы дали ему такое прозвище и даже временами поддразнивали, потому что ему оно не нравилось. Робин так трогательно обижался…

– Милое прозвище, – улыбнулся Вэнс. – Если припомнить одно стихотворение, то птенца малиновки любили все. Помните?

А потом все горевали, когда его не стало.

– Знаю, – произнесла Белль, кивая. – Я ему тоже про это говорила. Между прочим, Джозефа все просто обожали. Да его нельзя было не любить. Он был такой… милый и добрый.

– Профессор, – вернулся к допросу Маркхэм, – вы упоминали о том, что слышали, как Робин и Сперлинг беседовали о чем-то внизу. А слов вы случайно не разобрали?

Старик, бросив на племянницу быстрый взгляд, ответил вопросом на вопрос:

– А разве это так уж важно?

– Конечно, сейчас может оказаться ценной любая мелочь, любое слово.

– Возможно. Однако, – продолжил профессор, немного помолчав, – если я отвечу на этот вопрос, вы можете составить себе ошибочное представление о том, кто остался жив.

– Может быть, вы позволите мне самостоятельно делать выводы? – строго произнес прокурор.

И в комнате снова воцарилась тишина, которую на этот раз прервала девушка:

– Почему бы вам действительно не рассказать о том, что вы слышали, дядюшка? Кому и чем это может навредить?

– Лично я думал только о тебе, Белль, – с нежностью в голосе отозвался профессор. – Но, похоже, ты права. Дело в том, Маркхэм, что молодые люди ссорились из-за моей племянницы. Я уловил только то, что они упрекали друг друга в нечестности и якобы мешали друг другу.

– Это ничего не значит! – с жаром воскликнула мисс Диллар. – Они постоянно подначивали друг друга. Конечно, Робин и Сперлинг не всегда ладили, но не из-за меня. Они завидовали друг другу и всегда соперничали в стрельбе из лука. Дело в том, что раньше Рэймонд, мистер Сперлинг, считался лучшим стрелком, но в прошлом году Джозеф обошел его и побил его рекорд.

– И Сперлинг посчитал, что больше недостоин вас, – добавил Маркхэм.

– Ничего подобного! – возразила девушка.

– Я думаю, моя дорогая, что мы позволим мистеру Маркхэму самому делать выводы, – примирительно произнес профессор. – О чем еще вы хотели меня спросить? – обратился он к прокурору.

– Мне бы хотелось услышать кое-что о Робине и Сперлинге. Кто они такие, чем занимались, давно ли вы их знаете?

– Полагаю, что Белль лучше справится, ведь это ее приятели. Я видел молодых людей мельком.

Маркхэм повернулся к девушке.

– Я знакома с ними уже давно, – быстро начала та. – Джозеф был лет на восемь или даже десять моложе Рэймонда. Еще пять лет назад, до смерти своих родителей, он жил в Англии. Затем он переехал в Америку и стал жить в Драйве, в холостяцком доме. Денег у него было предостаточно, и потому юноша вел праздный образ жизни, увлекался рыбалкой и охотой, спортом. Он часто выходил в свет, считался надежным другом, мог беседовать на любые темы, мог сыграть партию в бридж, если кому-то не хватало игрока… Ну, в общем, ничего особенного… Надеюсь, вы меня понимаете.

Девушка замолчала, осознавая, что была несколько несправедлива к умершему, и Маркхэм, угадав ее чувства, просто спросил:

– А Сперлинг?

– Он сын богатого фабриканта или владельца завода, сейчас уже вышедшего на пенсию. Они живут за городом, в чудесном особняке. Члены нашего клуба частенько выезжают туда пострелять из лука. Сам Рэймонд работает в центре города, консультантом в какой-то строительной фирме. Но он устроился туда, скорее, для того, чтобы не огорчать отца, и ходил на работу лишь пару раз в неделю. Сперлинг закончил технический факультет в Бостонском университете, а я познакомилась с ним, когда он приехал сюда на каникулы, будучи еще студентом второго курса. Рэймонд, конечно, не гений и не способен на великие дела, мистер Маркхэм, но в целом он парень хороший – искренний, веселый, немного застенчивый и очень честный.

По описанию девушки можно было легко представить себе обоих молодых людей, но связать их со зловещей трагедией, разыгравшейся в доме профессора, по-прежнему оставалось довольно сложно.

– Мисс Диллар, – обратился к девушке прокурор, – а у вас нет предположений, почему мистер Робин погиб?

– Нет! – воскликнула девушка. – Кому могло понадобиться убивать Птенца? У него на всем белом свете не было ни единого врага.

– И все же его больше нет, дитя мое, – вздохнул профессор. – Значит, в его жизни происходило нечто такое, о чем ты не знала. На небе мы находим все новые и новые звезды, о существовании которых астрономы раньше и не догадывались.

– И все же я не верю в то, что у Джозефа были враги, – упрямо повторила Белль.

– Значит, вы полагаете, что Сперлинг не причастен к гибели Робина? – поинтересовался Маркхэм.

– Полагаю? Да я на все сто процентов уверена в этом!

– И все же, – заметил Вэнс, – не стоит забывать и о том, что «cперлинг» означает «воробей».

Девушка обмерла и сильно побледнела. Потом она вдруг вцепилась пальцами в подлокотники кресла, вся задрожала и расплакалась.

– Мне страшно, – прошептала она, наконец.

Вэнс встал со своего места и, приблизившись к Белль, успокаивающе похлопал ее по плечу.

– Почему? – мягко спросил он.

Девушка взглянула на него, и, видимо, его уверенность передалась и ей.