Леон Баттиста Альберти - Книги о семье

ЛИОНАРДО. Не думай, Баттиста, что в душах смертных может зажечься пламя плотской любви, не побуждающее к безумству и неистовству. Если ты будешь иметь это в виду, то в своих рассуждениях будешь постоянно соглашаться со мной. Припомни древнего философа Софокла, о котором говорят, что на вопрос, каковы его отношения с Венерой, он отвечал: «Господи, я предпочту любое зло, лишь бы избежать общения с этим неистовым и низменным господином /так – signore/». Ты поймешь единственное, что можно сказать о такой любви: что следует избегать ее и питать к ней отвращение. И если ты в наши дни не сыщешь совершенной дружбы, то уж влюбленности по-прежнему столь же неистовы, и, как говорил Софокл, низменны. Но мы вовсе не обязаны рассуждать только о высших и во всех отношениях совершенных видах дружбы. Мы ведь с тобой ведем свободный спор. Сошлемся на тех шестьсот дружинников, о которых в своих Записках о Галлии наряду с другими сообщает Цезарь; их называли «сольдуриями». Они были друзьями Адиатунна [34] Цезарь. Записки о Галльской войне, 5, 22. В тексте Soldunni, Diantunno и были обязаны по просьбе своего друга всякий раз выходить вперед и принимать на себя любые удары. Конечно, их было слишком много, чтобы ты признал их дружбу настоящей, как говорится, хочешь не хочешь, а поступай по дружбе и по чести; два человека, одна душа. Но ты и не станешь отрицать, что у них была своего рода подлинная и совершенная дружба, какую бы степень ты ей ни присвоил, во всяком случае ты не назовешь ее влюбленностью и по справедливости не сможешь сказать, что ее действие и проявление в нашей душе не столь сильно и стойко, как во время влюбленности. И если один из этих сольдуриев ради спасения дела и чести своего друга готов был пожертвовать, как у них было принято, не только свои труды и усилия, но даже кровь и собственную жизнь, то никто в здравом уме не поставит его ниже влюбленного, который, хотя это бывает и не очень часто, отдает возлюбленному свое имущество.

Не сомневайся, Баттиста, что ты и любой другой юноша встретишь среди этих несовершенных друзей куда больше таких, что поделятся с тобой своим, чем среди любовниц таких, которые откажутся и не потребуют твоего. Если же ты, чтобы продолжить спор, пожелаешь отстаивать противоположный тезис, то я спрошу, что, по-твоему, достойнее, влюбленность или дружба? Я знаю, что поскольку ты, как и следует, придаешь чести самую главную цену в глазах здравых умов по сравнению со всеми прочими чувствами, ты признаешь, что дружба, несомненно, достойнее, и потому более стойка и продолжительна, а следовательно, и более полезна и приятна. Ведь для таких благородных и воспитанных на лучших образцах учености душ, как ваши, всякая недостойная вещь кажется мерзкой, бесполезной и заслуживающей порицания. Так и тут: поймите, Баттиста, и ты, Карло, что после добродетели в жизни смертных нет другой вещи, столь же полезной, приличествующей и приятной для каждого, как дружба. Нет нужды неистовствовать, достаточно здраво и последовательно рассудить, чтобы увидеть, сколь полезна дружба для бедных, сколь она приятна для удачливых, сколь удобна для богатых, необходима для всех семейств, для монархий, республик, для людей всех возрастов, всех состояний, при всяких житейских обстоятельствах. Дружба – чрезвычайно приятный и приспособленный к нуждам смертных дар. Итак, старайтесь приобрести побольше друзей, полезных для вас и для нашей семьи, возьмите за правило с помощью изучения достойных наук и искусств избегать всяческой праздности, сластолюбивых побуждений и неистовой похоти, грубейшего вида любви. Возлюбите целомудрие, как, впрочем, вы и поступаете и, я надеюсь, будете поступать, о чем я вас и прошу.

БАТТИСТА. Мы всегда будем стараться подражать тебе, Лионардо, и подчиняться твоим советам и в этом и во всех других случаях, тем более, что от этой дружбы, даже самой заурядной, ты сулишь пользу не только для нас, но и для всей семьи. Мы обещаем тебе, Карло и я, что, как ты сможешь убедиться, при каждом удобном случае не станем гнушаться любым трудом и избегать любых опасностей для чести и пользы нашего семейства.

ЛИОНАРДО. За это я вас и хвалю, братья, и ожидаю, что вы так и будете поступать. Пусть судьба и Бог будут благосклонны и способствуют вам в занятиях, как я того вам желаю. Поэтому не забывайте, что из всех тех немногих вещей, в которых нуждается всякая семья и без которых ей не достичь счастья и процветания, только дружба при любом стечении обстоятельств занимает главное место. И всегда помните о том, что сказал ваш отец: первое, к чему надо стремиться, это избегать порока и любить добродетель, так что и в этом и во всех прочих полезных и похвальных для нашего семейства вещах поступайте так, как вы мне обещаете; и я надеюсь, что благодаря своим трудам и стараниям вы будете столь же дороги и приятны своим близким, сколь любимы и почитаемы чужими.

БАТТИСТА. Раз ты этого хочешь, Лионардо, а мы не менее того желаем пойти тебе навстречу, ты должен научить нас тем вещам, которые пригодны для нашей семьи, и тогда, узнав о них с твоей помощью, мы сможем с большей легкостью исполнять твою волю и наш долг, и оправдывать ожидания близких. Если тебе приятны наши занятия, которые близки твоим желаниям, и если ты по обыкновению не сочтешь за труд общение с нами и наставление в нравах и добродетели, чтобы они все больше благодаря тебе украшали нас с каждым днем, прошу тебя рассказать нам, какие поступки и дела так полезны и нужны для семьи. Времени у нас достаточно. Отец наш отдыхает. У тебя, я полагаю, сейчас более важных дел нет. Для нас будет великой радостью и наградой, если благодаря твоим трудам мы сделаемся такими полезными и приятными родным, как ты того желаешь. Итак, Лионардо, если ты предпочитаешь, чтобы тебя упрашивали, прошу тебя, прояви свою доброту и человечность, всегда помогающую нам совершенствоваться; прошу тебя, подари нам свое время для нашего обучения; давай воспользуемся этим досугом для усвоения твоих наставлений ради нашей хвалы и ради славы и пользы нашего рода Альберти. И будь уверен, Лионардо, мы всегда будем повиноваться твоим увещаниям. Таким образом, ничто не мешает тебе наставлять и учить нас.

ЛИОНАРДО. Все, что нужно, это досуг и привязанность к вам и вашему обучению. Даже будь я занят чем-то еще, я предпочел бы отложить это дело, дабы пойти навстречу вашим похвальным и в высшей степени приличествующим пожеланиям. Но хочу предупредить вас, что объяснение потребует гораздо больше времени, чем вы, может быть, ожидаете. Нужные примеры разбросаны и как бы скрыты в трудах множества самых разных авторов, поэтому собрать их и пересказать, расставить по местам будет трудно для любого самого ученого мужа. Сначала мне следовало бы как следует подумать, отобрать все нужное и привести в порядок. Чтобы все это пересказать и вслух объяснить, нужна необыкновенная память, а я знаю, что мне, братья, этих вещей в должной мере не хватает. Впрочем, если начать сейчас толковать о столь запутанных предметах, то мои слушатели почувствовали бы себя как те, кто путешествует при первых лучах зари. Те из них, кто бывал уже в этой местности и при свете солнца узнает ее знакомые черты, те знают, кто здесь живет и чем эти места примечательны, и в полутьме разбирают, прибавилось ли что-то или убавилось. Другие, кто не посещал эту страну и при лучшем освещении, немного продвинувшись, направляются туда, где хоть что-то видно, хотят они того или не хотят. Так и я, не просветив свой ум усердными занятиями и чтением множества писателей, сравнивая и приводя в порядок свои знания, стал бы похож на того полководца, который вступает в бой, выстраивая ряды своего войска. Сам я, выступая как попало, стал бы смущаться, да и вам было бы мало пользы от моих плохо подготовленных наставлений. Путаясь между тьмой и полумраком своей слабой по природе и мало просветленной памяти, сам по себе я мог бы только дать вам туманные намеки на свидетельства, которые сами по себе, может быть, совершенны, но для вас непонятны, и для меня неясны; таким образом, я не столько заслужил бы похвалу неопытных умов, сколько пренебрежение ученых. Однако вы сами прекрасно можете познакомиться с этими знаниями под руководством более уважаемых и признанных учителей. Среди греков к вашим услугам будут Платон, Аристотель, Ксенофонт, Плутарх, Теофраст, Демосфен, Василий, а среди латинян Цицерон, Варрон, Катон, Колумелла, Плиний, Сенека и многие другие, с помощью которых вы приблизитесь к тем местам, которые изобилуют прекрасными плодами, и лучше удержите их в памяти. И потом, Баттиста, и ты, мой Карло, не сочли бы вы меня чересчур самонадеянным, если бы я, даже будучи готовым и способным к такому предприятию, взялся быть вашим проводником в такой обширной стране? Кого бы вы хотели слышать вместе со мной? Ученым я мог бы сообщить только то, что им уже хорошо известно, а невежды, подумайте, не обратили бы на меня и мои речи особого внимания и не оценили бы их. Те же, кто слегка причастен к наукам, пожелал бы получить от меня образчик старинного прекрасно отделанного и приятного красноречия. Поэтому, подумайте, не лучше ли будет сейчас помолчать, ибо речи всегда бесполезны, когда нет подходящих слушателей.