Мария Сорокина - Учебник по лексикологии

При этом четко артикулированной позиции относительно того, как эти признаки существуют, в лингвистических работах данной традиции не содержится. Получается, что понятие – образование комплексное – закрепляется за одним словесным знаком. Но каким образом тогда сознание хранит признаки, составляющие тот или иной категориальный комплекс? Что представляет собой, скажем, признак flat в составе знака table и чем он отличается от значения, закрепленного за словом flat? Если же предположить существование независимого от языковой системы признака flatness в сознании человека, то каким образом возник в сознании этот признак, имеющий столь различные «физические» параметры в различных ситуативных моделях?

Итак, главное неудобство денотативно-референциальной теории состоит в том, что она практически разрывает двустороннюю природу языкового знака, утверждая, что в человеческом языке за словесным уровнем существует автономный понятийный уровень, который оказывается чисто идеальной субстанцией, априорно определяемой как некий эквивалент всему, что существует во внешнем мире в качестве объективных, не зависимых от человеческого сознания сущностей. Далее в рамках данного подхода вопрос о природе значимости вообще не ставится, поскольку он определяется как «экстралингвистический фактор».

В связи с этим возникает целый ряд вопросов, на которые данная теория не может дать четких ответов.

Во-первых, каким образом человек оказался способным постоянно изменять условия своего существования и свои потребности? Если считать, что в основе значения слов лежат денотативные ядра, понимаемые как свойства, объективно присущие предмету внешней действительности, тогда единственным объяснением появления в окружении человека определенных предметов может служить его способность их правильно «отразить» и назвать. Иными словами, мы можем представить себе человеческую историю как путешествие человека по объективной действительности, в которой он, найдя стол как «объективный» предмет, правильно называет его и получает возможность им пользоваться. Далее, человек находит дорогу, на ней троллейбус, который привозит его к дому, в котором есть электричество и т. д. По пути он всего лишь правильно отражает то, что он видит, и дает всему подходящие номинации. Очевидно, что реальный исторический процесс, а также процесс познания проходили по другим сценариям, важнейшим компонентом которых была творческая деятельность человека, связанная с постоянной выработкой все новых знаковых моделей, направленных на оптимизацию способов удовлетворения его потребностей в соответствии с его прошлым опытом.

Во-вторых, актуальным остается вопрос о способе существования мышления и понятий как особых субстанций. Если они находятся вне человеческого языка, то какова их материальная форма существования? Практически, денотативно-референциальная теория предлагает взгляд на мышление как на область деятельности чистого духа. Значительно менее мистическим представляется взгляд на мышление как на словесную деятельность, при которой, благодаря определенным свойствам памяти человека материальная сторона значимых единиц – хранимые в сознании акустико-артикуляторные комплексы – могут быть значительно редуцированы. В результате, человеку не нужно в процессе мышления, т. е. внутренней речи, полностью воспроизводить артикуляторные движения, необходимые для произнесения слов.

Наконец, не ясно, каким образом отнесенность к внешней действительности может существовать у отдельного слова. Как это ни парадоксально, но теория денотативного ядра значительно больше подходит к описанию образных знаков, которыми пользуются животные. Так, у рыка собаки безусловно будет прямой денотат во внешней действительности – непосредственная ситуация, вызвавшая рык, вне которой рык будет в принципе не возможен. Но мы уже убедились в том, что прямая отнесенность данного знака к внешней действительности возможна только потому, что данный знак обладает образной, а не аналитической природой. Слова человека «Please be sure to put more plates on the table tomorrow» обладают значимостью не как образ ситуации внешней действительности – сфера будущего в данной фразе это модель человеческого планирования своего существования во времени, результат волевой целеустремленности, но никак не свойство внеязыковой действительности.

Эти слова значимы постольку, поскольку представляют решение определенной проблемы в соответствии с определенной ситуативной моделью, позволяющей формулировать решение проблемы как действие определенного лица по отношению к определенным объектам. Именно благодаря отсутствию непосредственной связи у этой последовательности знаков с внеязыковой действительностью, она оказывается для нас значимой: мы соотносим ее с определенной словесной моделью опыта, существующей в нашем сознании. Языковая реальность, позволяющая человеку взаимодействовать со своим окружением гипотетична по своей природе. Усваивая язык как средство сохранения опыта в памяти, человек приучается к регулированию своего поведения в соответствии со словесными сценариями, в которых определяется характер взаимообусловленности динамических элементов ситуации и возможных результатов. При этом словесная природа причинно-следственных отношений в сценариях опыта делает их гибкими и позволяет человеку постоянно эксперементировать с собственным отношением к своему окржению. Ведь именно грамматическая природа языка позволяет человеческому сознанию разделять действие и объект как автономные элементы ситуации.

Конечно, языковое моделирование осуществляется человеком по поводу его контактов с окружением, будь эти контакты связаны со стремлением к физиологическому комфорту или же с социальными отношениями. То есть знаковое событие всегда предполагает проблему во взаимодействии человека с окружением.

Но проблемы в опыте современного человека всегда опосредованы знаковой системой настолько, что, как правило, не имеют прямой связи с влиянием окружения на сенсорную систему человека в данный конкретный момент. Так, слова “Please, be sure to put more plates on the table tomorrow” сигнализируют не о насущной проблеме, а о будущем состоянии дел, которое является частью определенной модели опыта.

Если данное указание будет воспринято адекватно, то в указанный момент на столе появится больше тарелок, чем обычно. Но отношение данного указания к конкретному акту взаимодействия человека с окружением не носит отражательно-описательного характера и не привязано к конкретным объектам. «Завтра», могут решить использовать иной стол, чем использовали сегодня, однако просьба останется в силе. Тарелки, о которых идет речь, могут оказаться предметом выбора. Тот, кто накрывает на стол, может взять один сервиз вместо другого. Но это не меняет сути просьбы. Конкретные материальные элементы окружения человека только опосредованно включаются в «референцию» данного указания. Непосредственным же референтом данного указания является сама модель решения конкретной проблемы, возникшей перед организаторами обеда или ужина.