Юрий Арбеков - Рыжик-мореплаватель / Ginger, the sailor

– Ну, ничего, ничего, – утешал Чиф Чифыч свою супругу. – Ещё не зима, не замёрзнет, а завтра чуть свет мы полетим его искать.

Рыжик из своего укрытия слышал, как ушли с палубы страшные люди с их громкими голосами, почирикал ещё немножко, всхлипнул от обиды и уснул.

Ему снилось, будто огромная собака зарычала где-то внизу, и её рычание стало долгим, ровным, постоянным, так что Рыжик даже привык к нему. Но когда он проснулся, кто-то скрёбся снаружи по брезенту, скулил и коротко взлаивал.

«Вот она – собака из моего сна!» – подумал Рыжик и принялся метаться в темноте. Конечно, собака не такой страшный зверь, как кошка, от любого свирепого пса можно спрятаться на дереве, однако сегодня не только никакого дерева не было поблизости, но даже просто улететь воробьишка никуда не мог.

В это время человеческий голос сказал громко:

– Ну, Чанга, лови свою крысу!

В ту же секунду полог взмыл над головой Рыжика. Ослеплённый дневным светом, воробьишка взлетел, упал и снова взлетел, усевшись на какую-то перекладину.

– Кар-р-раул! Убивают! За что?! За что?! – чирикал он на всё судно. – Что я сделал вам плохого? Что?

Внизу на палубе стояли полукругом моряки, а в центре была огромная чёрная собака с оскаленной пастью. Значит, всё-таки была во сне собака, была! Не ошибся Рыжик.

– Эт-то ещё что такое? – спросил один из матросов – тот самый, с серьгой в ухе.

– Воробей! – сказал другой, и все моряки громко рассмеялись.

– Вот тебе и крыса!

– Это Чанга виновата. Скулит, скребётся, ну я и подумал, что крыса с пристани забежала, – сказал молодой матрос.

Рыжик, конечно же, не понимал человеческого языка, как и люди не понимают птичьего, но по интонации догадался, что ничего плохого ему делать пока не собираются. Поэтому, перед тем как лететь домой, воробей решил высказать им всё, что накипело у него на душе. Летая по рынку, он научился у торговок манере общения.

– Ну что? Поймали меня? Придурки! Придурки! – надрывался Рыжик. – И пусть ваша лопоухая собака теперь рычит и скалится, сколько ей угодно. Не достанешь меня, не достанешь!

Матросы с интересом смотрели на рыжего говорливого воробья.

– Ишь ты, как расчирикался!

– Нас, поди, кроет последними словами, – догадался матрос с серьгой. – Это я его, похоже, вчера накрыл брезентом, вот он и ругается.

– Голодный, наверное.

– А то нет! Со вчерашнего дня под арестом.

– У меня семечки в кармане завалялись… Может, будет?

– Ну, сыпани…

Рыжик увидел, как один из моряков полез в карман, и насторожился, готовый улететь в любую секунду. «Сейчас рогатку достанет», – подумал воробей. Но матрос достал пригоршню семечек и принялся сыпать их на брезент, приговаривая:

– Цыпа, цыпа, цыпа!

– Это воробей, а не цыплёнок, – засмеялись моряки.

– Одного поля ягода.

Рыжик с недоверием покосился на семечки. Они были крупные, маслянистые, очень соблазнительные на вкус.

– Что? Подманить меня хотите, подманить? – чирикнул он, но никто из них, включая собаку, не делал никаких угрожающих движений.

Рыжик зорко оглядел руки моряков, убедился, что никто из них не держит рогатку, и только после этого слетел с мачты на брезент, начал клевать.

Как все воробьи на свете, он при кормёжке постоянно озирался по сторонам. Чиф Чифыч не забывал напоминать детям: «Когда ешь, крути головой во все стороны!» И в этом воробьиное воспитание несколько отличается от человеческого.

Вот и сейчас, поглядывая туда – сюда, Рыжик прежде всего искал врагов на берегу, но их нигде не было… как не было и самого берега! Сначала Рыжик подумал, что он неправильно сидит: если море слева от него, то берег должен быть справа. Воробей перескочил, сел по – другому… Но и справа от него было море, и слева… тоже оно!

Рыжик перестал клевать и взлетел на верхушку мачты. Море было со всех четырёх сторон, кругом!!!

– Что это? Что это? – зачирикал бедный Рыжик. – Обманули! Обманули! Украли город! Украли!

Это было невероятно: город пропал! Целиком! Со всеми улицами, домами, рынками, портами, пляжами, кошками, собаками и соседскими воробьями… Вместо него было унылое море и хмурый осенний день с низкими, рваными тучами.

Бедный Рыжик ничего не понимал. Вот и вырвался он на свободу, но куда лететь, где искать своих, не знает.

Моряки переговаривались между собой:

– А ведь он, братцы, не иначе как домой нацелился лететь.

– Не долетит…

– Ты думаешь?

– Посчитай, сколько миль мы прошли…

– Да… Воробьи далеко не летают.

– Потонет бедолага!

– Жалко. Весёлый воробьишка.

– А рыжий, как солнышко!

Почистив мятые пёрышки, воробей чирикнул на прощание – и взлетел! Холодный осенний ветер оказался встречным и швырял бедняжку, как сорванный с ветки кленовый листок. Низкие серые тучи несли с собой влагу и вскоре вымочили Рыжика до пёрышка.

Чем дальше он летел, тем ниже и ниже опускался к морю, а оно словно поджидало свою добычу, бросало навстречу воробьишке холодные брызги, тянулось к нему пенными ладонями волн.

В довершение ко всему чья-то чёрная тень мелькнула среди туч, и Рыжику припомнился рассказ знакомой ласточки о страшных буревестниках, которые не щадят пернатую мелюзгу… Что делать?! Он кувыркнулся в воздухе и увидел корму уходящего судна.

Бедный Рыжик понял, что погибает. Его или клюнет сейчас буревестник, или собьёт морская волна, или судно, на котором он только что плыл, уйдёт от него навсегда. Пусть там чёрная страшная собака и суровые морские разбойники с серьгами в ушах, но это всё-таки лучше, чем холодная вода и хищная рыба, которая тебя проглотит.

Собрав последние силёнки, Рыжик быстро – быстро замахал крылышками и полетел вслед за кораблём. Бедное птичье сердечко вырывалось из груди, маленькое тельце налилось свинцовой тяжестью, ясный свет стал меркнуть в глазах, когда воробьишка догнал-таки судно и упал на корму без чувств.

Моряки обступили беднягу.

– Обессилел братишка…

– Но живой, чертеняка! Дышит.

– Воробьи – они живучие.

– А всё же надо бы его в лазарет.

Принесли коробку из-под обуви, постелили в неё чистую тряпку и положили Рыжика. Коробку поставили в укромное место на палубе.

– А может, в каюту его? Как бы снова не улетел.

– Не надо, братцы, – сказал Серьга. – Воробей – птица свободная. Пусть живёт, где хочет. А не понравится – вольному воля.

Рыжик оклемался и первым делом стал искать себе пристанище. На большом торговом судне всегда найдётся укромный уголок. Наш герой облюбовал себе местечко на корме, под навесом. Туго натянутый тросик в мизинец толщиной стал ему нашестом.

Моряки одобрили его выбор и сюда же, под навес, поставили «столовый прибор» – коробку с кормом и миску с пресной водой.