Нора Робертс - Лицо в темноте

Нет, они вошли в дом, как все, через переднюю дверь. В этом Лу тоже был уверен. Но это вовсе не означало, что их имена значились в списке, который составил для него Пит. В ту ночь в дом запросто могла попасть добрая половина обитателей Южной Калифорнии – и им предложили бы выпивку, косяк или иное «снадобье» из имеющихся в наличии.

В комнате мальчика не было обнаружено никаких посторонних отпечатков пальцев, даже на шприце. А те, что имелись, принадлежали Макэвоям и нянечке. При осмотре дома создалось впечатление, что Беверли Макэвой – прекрасная домохозяйка: если на первом этаже наблюдались следы закончившейся вечеринки, то на втором, семейном, царила идеальная чистота и порядок. И никаких отпечатков пальцев, пыли или признаков борьбы.

А ведь борьба была, причем борьба не на жизнь, а на смерть. И во время ее кто-то рукой зажал Даррену Макэвою рот, а вместе с ним, не исключено, что непреднамеренно, и нос.

Эта борьба произошла в промежутке между тем, как Эмма услышала плач брата – если только она его действительно слышала, – и тем, как Беверли Макэвой поднялась наверх, чтобы взглянуть на сына.

Сколько времени ушло на нее? Минут пять или десять. Никак не больше. Согласно заключению коронера, [13] В некоторых странах англо-саксонской правовой семьи должностное лицо, специально расследующее смерти, произошедшие внезапно или при необычных обстоятельствах, и непосредственно определяющее причину смерти. Даррен Макэвой умер в промежутке между двумя часами пополуночи и двумя тридцатью. Вызов кареты скорой помощи для Эммы был зафиксирован в два часа семнадцать минут.

«Ничего не получается», – с сожалением выдохнул Лу. Вся эта груда заметок, аккуратно сложенных папок и поминутной сверки по времени ничем не помогла ему. Ему нужно было установить хотя бы один факт, выбивающийся из общего ряда, одно имя, не согласующееся с остальными, один рассказ, не вписывающийся в общую картину.

Он должен найти убийц Даррена Макэвоя. Лу знал, что если не сделает этого, то лицо мальчика и вопрос его старшей сестренки, заданный полным слез голосом, будут преследовать его до самой смерти.

Это я во всем виновата?

– Папа?

Лу вздрогнул и обернулся. За его спиной стоял сын, перебрасывая из руки в руку футбольный мяч.

– Майкл, не смей подкрадываться ко мне со спины!

– А я и не подкрадывался. – Майкл выразительно закатил глаза, видя, что отец снова отвернулся. Если он хлопал дверью и ходил по дому как нормальный человек, то его обвиняли в том, что он слишком шумит. Если пытался вести себя тихо, то получалось, что он подкрадывается. Куда ни кинь, всюду клин.

– Пап, – снова позвал он отца.

– М-м?

– Ты обещал поиграть со мной в футбол после обеда.

– Поиграю, когда закончу, Майкл.

Майкл переступил с ноги на ногу в своих поношенных черных кедах. В последние несколько недель он то и дело слышал от отца эту отговорку: «Когда закончу».

– А когда ты закончишь?

– Не знаю, но закончу быстрее, если ты перестанешь мне мешать.

«Проклятье», – подумал Майкл, благоразумно держа свои мысли при себе. Теперь ни у кого больше ни для чего нет времени. Его первый лучший друг уехал к своей бабке, а второй свалился с какой-то дурацкой ангиной или чем-то еще в этом роде. И на что, спрашивается, годится суббота, если решительно не с кем подурачиться?

Впрочем, он решил послушаться отца, отстать от него на время и заняться своими делами. Можно было, например, посмотреть на рождественскую елку, под которой были штабелем сложены подарки. Майкл взял тот, на котором было написано его имя, обернутый в бумагу с дурацкими танцующими эльфами, и осторожно потряс его. Дребезжание, донесшееся изнутри, хоть и слабое, он слушал с истинным наслаждением.

Майкл уже давно мечтал о самолете с дистанционным управлением. Тот шел первым в его списке желанных подарков на Рождество, был написан крупными буквами и подчеркнут три раза. Просто чтобы дать понять маме и папе, что он не шутит. И сейчас он, кажется, убедился, что внутри лежит именно самолет.

Он вернул коробку под елку. Пройдут еще целые дни, прежде чем он сможет развернуть подарок, вынести на улицу и запустить самолет, так чтобы тот начал совершать петли и виражи. А сейчас вот заняться ну решительно нечем!

Из кухни доносились такие запахи, что аж слюнки потекли. Но соваться туда нельзя – не-не! – а то мать непременно пристроит его раскатывать тесто или украшать выпечку. Занятие для девчонок.

Вот спрашивается, как он сможет занять место принимающего в команде «Лос-Анджелес Рэмз», если никто не хочет побросать ему дурацкий мяч, несмотря на все его мольбы? О-хо-хо! И что такого интересного может быть в этих идиотских бумагах и фотографиях? Вернувшись обратно к столу, он провел языком по выкрошенному зубу, который повредил на прошлой неделе, когда упражнялся в езде на заднем колесе на своем велике с тремя скоростями. Ему нравилось, что его отец – коп, он хвастался этим направо и налево. Если верить его рассказам, то папа лихо палил с бедра и сажал таких полудурков, как Чарли Мэнсон, на пожизненное заключение. Ему бы очень не хотелось признаваться приятелям в том, что его отец заполняет бланки на пишущей машинке и изучает досье. С таким же успехом он мог быть и библиотекарем.

Засунув футбольный мяч под мышку, он заглянул отцу через плечо. Майклу вдруг пришло в голову, что если он начнет канючить, то отец в конце концов отложит бумаги в сторонку и выйдет с ним на улицу. И тут взгляд его упал на фотографию Даррена Макэвоя.

– Черт! Это что, мертвый ребенок?

– Майкл! – Лу обернулся, но очередная нотация замерла у него на языке, когда он заметил, как шокирован и возбужден сын. – Да. – Он положил руку ему на плечо.

– Вот это да. А что с ним случилось? Он заболел или что?

– Нет. – Лу вдруг подумал, а должно ли ему быть стыдно оттого, что трагедию одного ребенка он использует в качестве наглядного пособия для другого? – Его убили.

– Он же совсем еще малыш. Таких, как он, не должны убивать.

– Да. Но иногда подобное все-таки случается.

Глядя на полицейское фото, Майкл впервые за свои суматошные одиннадцать лет столкнулся с мыслью о собственной смерти.

– За что его убили?

Лу вспомнил, как рассказывал Эмме о том, что то были не чудища, а люди. Но чем дольше он всматривался в фото смерти Даррена, тем сильнее убеждался в том, что в спальне мальчика были действительно чудища.

– Не знаю. Но пытаюсь узнать. Это моя работа, Майкл, узнавать такие вещи.

Такая работа отца-копа не могла поколебать в Майкле внушенное телевизором представление о том, как на самом деле вершится правосудие.

– И как же ты это узнаёшь? – с сомнением продолжил спрашивать он.