Стивен Найфи - Ван Гог. Жизнь. Том 1. Том 2

И потом он уехал. Судя по всему, направляясь в Лондон, Винсент проехал через Париж только для того, чтобы остаток пути проделать в компании родственников – дяди Сента и его жены, – возможно, именно необходимостью скоординировать дату отъезда Винсента из Гааги с планами дяди и были вызваны ее неоднократные переносы. Когда из Парижа уехали они, уехал и он – поездом до Дьепа, паромом до Брайтона и оттуда снова поездом до Лондона.

Описывая ту поездку, Винсент был скуп на слова. «Несколько очень славных дней в Париже» – так он охарактеризовал свое путешествие в письме Тео. Впрочем, позже он напишет: «Когда я впервые увидел Париж, мною овладело ужасное предчувствие моей несчастной судьбы, и от этого мне было уже не отделаться». Чем больше он видел, чем больше блистательных званых обедов посещал, чем больше художников ему представляли, чем больше хвалебных речей о своем выдающемся имени он слышал, тем больше страданий и горьких сожалений испытывал.

Глядя на калейдоскоп парижской жизни, Винсент с беспощадной ясностью осознавал: отныне все это уже не его будущее. Ему не быть наследником Сента, он никогда не станет для дядюшки тем сыном, о котором старик мечтал и которого ему не суждено было иметь. Этапом на пути в эту блестящую жизнь могла бы стать служба в Гааге или здесь, в Париже, но точно не стол для оформления заказов на складе лондонского магазина. Его изгнали с этого пути, и Лондон был началом пожизненной ссылки.

В 1873 г. Лондон был самым крупным городом мира, его население составляло 4,5 миллиона человек, превышая вдвое количество жителей Парижа и в сорок пять раз – Гааги. Современник сравнивал британскую столицу с «огромным черным пятном», расползающимся по просторам сельской местности и пронизанным кошмарным для картографов хитросплетением узких улиц. В Гааге всего в нескольких минутах ходьбы от порога дома, где жил Винсент, начинались пастбища; в Лондоне же поездка за город «занимала несколько дней и означала несколько пересадок с кеба на кеб». «Неизменно вплоть до нынешнего времени, – в 1869 г. писал сестре Генри Джеймс, – на меня давило ощущение громадности Лондона… Город сидит на тебе, висит над тобой, топчет тебя». Винсент, разумеется, видел и другие города: Амстердам, Брюссель и даже Париж. Однако ни одна из этих кратких поездок не могла подготовить мальчика из Брабанта к тому, что Джеймс назвал «невообразимой величиной» столицы мира.

В противоположность идеальному порядку, которому подчинялась жизнь в Гааге, Лондон был охвачен хаотичным движением. По пути на службу в офис «Гупиль и K°» (на улице Саутгемптон в двух шагах от Стрэнда) Винсент погружался в бурлящий людской поток, какого прежде не мог бы даже вообразить. Движение на улицах было настолько плотным, что на другой стороне улицы можно было оказаться, едва ли коснувшись ногами мостовой. В течение дня, особенно в вечерние часы, огромные извивающиеся колонны пешеходов двигались по тротуарам, создавали заторы на мостах и толчею на площадях. То тут, то там посреди этого непрерывного людского потока возникали попрошайки, чистильщики сапог, метельщики, проститутки, мимы, босые уличные мальчишки, делавшие «колесо» за пенни, и торговцы, предлагавшие всевозможные товары и услуги на каком-то диком наречии, пониманию которого отнюдь не помогали уроки английского в голландских школах.

Но вряд ли что-то могло поразить Винсента на улицах британской столицы более, чем грязь. По сравнению с Гаагой, где стекла домов сверкали, а улицы блестели, как полы в доме у хорошей хозяйки, Лондон должен был казаться одной большой помойной ямой. Джон Рёскин называл Лондон «загаженной громадой» – здесь «из каждой поры сочится яд». Все вокруг, от викторианских фасадов Саутгемптон-стрит до собора Святого Павла и Британского музея, было покрыто налетом жирной черной сажи. В летние месяцы – как раз тогда, когда в город прибыл Винсент, – из желобов городских водостоков окрест разносился невыносимый запах мочи, заставляя богатых спасаться в пригородах, а всех остальных – притуплять муки обоняния выпивкой.

Как и сотни тысяч других вновь прибывших в этот город, обескураженных его чудовищной атмосферой, Винсент искал спасения в «сельской» жизни пригородов. В одном из предместий, «настолько тихом и приятном, что здесь забываешь о близости Лондона» (скорее всего, на юго-востоке, в районе Гринвича), Винсент нашел жилье, которым остался очень доволен. Перед домом в модном готическом стиле располагался симпатичный садик; сам дом был достаточно просторным, чтобы вместить хозяйку, двух ее дочерей и четырех квартирантов. В обмен на этот суррогат деревенской жизни Винсенту приходилось начинать свое ежедневное путешествие к месту службы в 6.30 утра (рабочий день Винсента начинался в 9.00, поездка на пароходе, по словам Винсента, занимала около часа, и некоторое время требовалось ему для того, чтобы пешком преодолеть расстояние до пристани и от пристани до магазина). С одного из пирсов Темзы он садился на пароход, который часом позже высаживал его на берег, и продирался через уличную толпу к дверям магазина «Гупиль и K°».

В самом Лондоне Винсент старался проводить больше времени в зеленых районах. «Здесь повсюду очаровательные парки», – писал он Тео. В обеденный перерыв и после работы Винсент погружался в тишину и относительное одиночество этих прекрасных островков природы. Особенно ему нравился Гайд-парк. В окружении старых деревьев, овечьих лугов и утиных прудов он мог снова почувствовать себя на берегу родного Гроте-Бек. Так, Ипполит Тэн находил в лондонских пейзажных парках «красоту, нежность и трогательность туманных земель, таких как Голландия».

Пристыженный изгнанием из Гааги, Винсент в очередной раз попытался привести свой образ жизни в соответствие требованиям семьи. Внимая, несомненно памятным ему, строгим наставлениям родителей и дяди, свое пребывание в Лондоне он начал с суматошной светской активности. Инициатором ее стал дядя Сент, который пригласил Винсента на ужин, где присутствовали важные лондонские клиенты «Гупиль и K°». Винсент чудесно провел субботний день, катаясь по Темзе на лодках с коллегами из галереи. Он также вспоминал о приятных вечерах в компании троицы душевных немцев, арендовавших жилье в том же доме. Они пели песни под фортепиано в гостиной, а в один из выходных дней совершили вместе длительную прогулку по окрестностям.

В июне новый начальник Винсента Чарлз (Карл) Обах пригласил своего молодого сотрудника (малому повезло с влиятельной родней) на воскресную прогулку по Бокс-Хилл – меловому утесу на юге города. Любуясь видом с этой продуваемой ветрами возвышенности – в ясный день панорама охватывала весь юго-восток Англии, от Лондона с одной стороны до Ла-Манша с другой, – Винсент еще острее ощутил, в какую даль он изгнан из своей низинной родины. «Здешняя местность очень красива, – писал он Тео, – и совсем не похожа на Голландию».