Лоран Дойч - Метроном. История Франции под стук колес парижского метро

И с той, и с другой стороны бьются с равным ожесточением — чтобы умереть или отработать жалованье. Паризии не бегут. Они не ищут позорного спасения в отступлении. И когда солнце садится, долина усеяна тысячами галльских трупов. Сам Камулоген нашел смерть в этом последнем бою. За Лютецию, которая уже погибла…

ГДЕ ПОКОЯТСЯ ОСТАНКИ ГАЛЛЬСКИХ ВОИНОВ?

Долина Гаранелла стала коммуной Гренель, присоединенной к Парижу во времена Второй империи, Но римляне, впечатленные бесстрашной защитой галлов, назвали «Марсовым полем» именно то место, где произошла битва между легионерами Лабиена и солдатами Камулогена. Марсово поле… поле войны.

Много позже на том самом месте, где покоятся останки галльского вождя и его людей, была воздвигнута Эйфелева башня… словно памятник, построенный в честь этих воинов. Безразличные парижане приходят сюда на воскресные прогулки, не зная, что топчут землю, которая больше двадцати веков назад поглотила кости паризиев, принесших своему народу высшую жертву.

Несколько месяцев спустя после пожара Лютеции происходит решающая битва между войсками Юлия Цезаря и Верцингеторикса. В самый разгар лета проконсул поднимается к северу с шестью легионами, чтобы соединиться с победоносным Лабиеном. Галльский вождь и его кавалерия атакуют римлян, но германские наемники, пришедшие оказать помощь войскам империи, отбрасывают галлов назад.

Верцингеторикс тогда отступает к холмам Алезии, несомненно, в Бургундии, с внушительной армией, в которую вошли восемь тысяч бойцов из числа паризиев. Дюжина римских легионов осаждает город, но нападающих меньше, чем осажденных. Итак, римляне должны на какое-то время отказаться от активных действий, но они не оставляют попыток окружить галлов, и сооружают вокруг города Алезия двойную линию укреплений.

Когда лето уже близится к концу, к галльской армии прибывает подкрепление. Темной ночью вновь прибывшие идут на штурм. Они сражаются до рассвета, но им не удается прорвать вражеские ряды. Тогда еще одна галльская армия атакует главный лагерь римлян, а Верцингеторикс выходит из города со своими людьми. Под натиском галлов римляне начинают уступать. Цезарь посылает в битву свежие войска и, в конечном счете, отбрасывает галлов. Это разгром. Галлы, которым «не повезло» умереть на поле боя, бросаются в бегство. Римские всадники отрезают им дорогу к отступлению — это прелюдия к ужасающей резне. Все кончено. Верцингеторикс выезжает из города на лошади и слагает свое оружие к ногам Цезаря… Три года спустя вождь арвернов будет задушен в римской тюрьме.

В этой Галлии, которая стала галло-римской, римляне быстро задумываются о восстановлении Лютеции. Но почему не выбрать то же самое место в излучине Сены? Почему не предпочесть позицию, более благоприятную для обороны? К примеру, настоящий остров на реке. Всего лишь в сотне метров от Марсова поля, где Лабиен одержал победу, есть несколько островков. На центральном из них возвышается скромный храм в честь галльских божеств: Цернуноса, бога плодородия; Смертриуса, защитника стад; Эзуса, творца лесов… Тучи белых чаек реют над бедным строением, эти молочные и галдящие облака порой пикируют вниз, чтобы поклевать крошки из даров, принесенных верующими.

Галлы Лютеции, побуждаемые победоносными римлянами, группируются вокруг этого храма, места веры и поклонения. Островки, вскоре объединенные мостами, образуют собой некий набросок нового города… И таким образом Лютеция, галло-римский город, возникает на этом клочке заброшенной земли среди вод. В один прекрасный день он станет островом Сите.

Как и прежде, паризии живут на реке и рекой. Ибо река продолжает приносить им изобилие. Жители новой Лютеции берут сбор с путешественников, которые хотят пройти по мосту или переплыть реку на лодке. Поэтому Лютеция представляет собой город-порт, пункт уплаты дорожной пошлины (пеаж). Приходите в крипту Нотр-Дам, расположенную под порталом, вы увидите там то, что осталось от первой галло-римской набережной, которая датируется первым веком. Позднее в девизе Парижа «Fluctuat nec vergitur», что переводится как «Плывет, но не качается», отразится эта изначальная и необходимая связь с рекой.

В I веке нашей эры маленький остров являет собой уже некий символ власти земной и власти небесной: на западе укрепленный дворец — резиденция римских наместников; на востоке — место культа богов паризиев. Но храм Лютеции расширился, похорошел, открылся также для богов римского пантеона, знаменуя слияние двух культур… И именно на Сене появляется первый значительный памятник города. Моряки, цех корабельщиков, плавающих на речных водах, свидетельствуют о своей признательности, принеся в дар подпору для судна, колонну высотой почти в пять метров, составленную из четырех кубических блоков с вырезанными галльскими божествами Цернуносом, Смертриусом, Эзусом, но также римскими богами Вулканом и Юпитером… Именно римским божествам и императору Тиберию, который правил с 14 по 37 года нашей эры, и посвящена колонна. «Тиберию Цезарю Августу и Юпитеру, всемилостивейшим и величайшим, корабелы с территории паризиев, за свой счет, воздвигли этот памятник» — гласит надпись. Галло-римская цивилизация отныне оставляет свои следы на камне.

Лютеция навсегда обрела свое место, история нашего Парижа находит исток, все может начаться в тот самый момент, когда человек по имени Иисус готовится перевести стрелки часов, словно желая издалека отпраздновать это рождение…

ЧТО СТАЛОСЬ С КОЛОННОЙ КОРАБЕЛОВ?

В 1711 году, когда под хорами Нотр-Дам пробили углубление, призванное принять останки архиепископа Парижского, была открыта судовая подпора корабелов, включенная в кладку двух стен. Ее реставрировали между 1999 и 2003 годами, сегодня она хранится в музее Клюни.

Священные места остаются священными, независимо от верований… Не случайно, что это творение было найдено в подземной части Нотр-Дам, не случайно, что этот собор остается главным местом католического культа парижан: в этом месте острова Сите появились первые храмы, созданные по обету галлами, которые позднее стали именоваться галло — римлянами, а храмы — христианскими.

Площадь д’Итали всегда казалась мне нескладной, можно сказать, искореженной. Выходя из метро, не видишь ничего, что выглядело бы гармоничным и упорядоченным. В XIX веке мэрия XIII округа словно бы держится в стороне, как будто испуганная чередой машин, которые огибают круглое возвышение в середине, создавая впечатление странного и сумбурного балета. Напротив, на крыше коммерческого центра, задуманного в стиле экстра-модерн, футуристические нагромождения невольно вызывают в памяти застывшие краны на заброшенной стройке. С другой стороны авеню заведения быстрого питания отрыгивают прогорклый запах жареной картошки на первый этаж сероватой кубистической конструкции. Еще дальше грустно вздымаются безличные башни.