Юрий Винничук - Кнайпы Львова

Вокруг этих островков творчества кипела жизнь, полная мировых событий, здесь обсасывались все свежие новости, шелестели газеты и звучала тихая интимная музыка. Глубоко за полночь кофейня, вся в дыму, утихала, свет гасили, оставались мигать только красные лампочки. Но кофейня не замыкалась, завсегдатаи продолжали сидеть, видно было, как мигают огоньки папирос. И в этих сумерках рождалось какое-то особое настроение под тихую, ненавязчивую музыку.

Когда однажды во время Первой мировой пришел в кофейню отец, чтобы забрать домой сына, который уже несколько дней искал нирваны в черном кофе, перед ним вдруг вырос какой-то военный, составлявший молодому человеку компанию. Возмущенный пан, перед которым еще недавно дрожало столько людей, попытался предостеречь:

— Я гофрат (чиновник высокого ранга)!

— Ого! А я фрайтер (один из самых низких военных чинов)!

И старик отступил, тяжело осел за соседний столик и вздохнул:

— Мир кончается… Нет, пардон, кончился!

И был прав, мир Австрийской империи подошел к концу, не пережила его и «Штука».

Это была кофейня, в которую ходили не только на «маленький черный», рассказывал мне Станислав Людкевич, но и на особое настроение, которое создавалось именно в позднее время, когда кофейню окутывали сумерки, странные жуткие ощущения овладевали тогда присутствующими, которые погружались в призрачные видения среди голубых кругов папиросного дыма.

Как-то литературная богема разыграла владельца, потребовав свежей горчицы. Тот не знал такого блюда, литераторы рассказали, как она готовится, и на следующий день на витрине появилась вывеска «Сегодня — свежая горчица».

Эта кнайпа была некоторое время в упадке, и когда Львов во время Первой мировой оккупировали москали, возникла потребность в кнайпе недорогой, где могла собираться городская интеллигенция. «Рома» и «Шкоцкая» были тогда мало кому по карману. И вот по инициативе вице-президента города Тадеуша Рутовского (президент Юзеф Нойман перед наступлением москалей дал деру, чем вызвал презрение всех львовян) «Штука» воскресла. Интересно, что роли кельнерок взяли на себя женщины из благотворительного общества. А это все были жены профессоров и художников! Сделали это за небольшие деньги, украсили со вкусом и установили там доступные цены. Сами же дамы, которые до этого никогда ничем подобным не занимались, взялись и за кухню, и за снабжение, и за бухгалтерию.

«Уютно стало и ярко в украшенных люстрами комнатах «Штуки», — писал современник. — Все искрилось изысканностью. Со стен смотрели витражные рисунки, с таблеток (витрин) — фигурки различных сказочных существ. За столиками вполголоса говорили гости, под потолком кружил табачный дым, а по залу ежеминутно прошмыгивала фигура в снежно-белом наряде — это какая-то из дам, которая взяла на себя бремя обслуживать гостей».

Вскоре «Штука» приманила спившиеся уже группы кнайповых завсегдатаев, которых удовлетворяла уютная атмосфера и скромность цен. Чай или молоко стоили 5 копеек, кофе черный — 8, белый — 10. С буфета улыбались пампушки, соломка, пирожные, бутерброды, паштеты — все собственного производства.

Новооткрытая «Штука» работала с 9 только до 22-х, потому что дольше оккупанты не разрешали. А после войны прекратила свое существование.

Утро львовянина начиналось с кофе с булочкой «кайзеркой», но если кому-то лень было самому кофе варить, он шел на кофе в элегантные покои для завтраков «Закопане» Антония Моора на ул. Академической, 24 (в ноябре 1934 г. Моор обанкротился, а 17 июня 1936 г. покончил с собой) или в первую молочарню Марии Комуницкой-Рапальской, которая славилась издавна изысканным сельским кофе, кофе замороженным, молоком, шоколадами, мороженым, медом и домашним печеньем. После Первой мировой здесь разместился покой «Поморянка» Яна Гурняка, где готовили очень вкусно и недорого.

Около двенадцати шли на селедочку со сметаной или печеночку с лучком к Теличковой на ул. Академическую или на знаменитые флячки к Нафтуле на Трибунальскую, в обед выбор был еще больше. Жареные колбаски на вилке («раз на виделец») подавали в забегаловке пани Гараковой, где к столам были примотаны цепочками мерки на водку — каждый мог удостовериться, не обманули ли его. У армянина Агопсовича лакомились козлиным мясом, которое львовянин И. Никорович воспел в стихах.

В частных кнайпочках на обед подавали тминный суп, а после него кармонадли — телячьи биточки, обкатанные в булке. Кармонадли ели, держа их пальцами за кость, которую намеренно с этой целью оставляли в мясе. В ресторане Дорфмана возле театра лакомились прочими вкусностями — гусиной попкой, совершенно кошерной.

Подобные этому локали принято было во Львове называть «покоями сняданёвыми», или «покоями для завтраков».

Хотя можно было там не только пообедать, но и наслаждаться ромом или бургундским. Среди мужчин был обычай потребления крепко сдобренных изысканных поздних завтраков в особых покоях, находившихся в ресторанах или позади деликатесных магазинов. Современники вспоминают эти «покои сняданёвые» как явление исключительно львовское.

Эти покои были тесно связаны с молочными и мясными заведениями, а потому и рекламировали очень конкретные изделия. Выглядели они довольно скромно, хотя и имели постоянных отборных клиентов. Поскольку попасть в такие покои можно было только пройдя магазин деликатесов, это было причиной того, что проникнуть туда мог далеко не каждый.

В отличие от элегантных кофеен, которые создавали слишком официальное настроение, в покоях господствовали отношения, как тогда говорили, фамильярные, а настроение было действительно домашнее. Во многих подобных локалях подавали посетителям холодные закуски, в других можно было получить и горячее. Обслуживание было разнообразным, это могли быть жена или дети хозяина, а иногда и официанты. В отдельных таких покоях существовал обычай, что посетитель, как и в частном доме, здоровался со всеми присутствующими, а незнакомым представлялся. В других царили такие же обычаи, как и в ресторанах, и только кивком головы приветствовали знакомых, сидевших за соседними столиками.

Еще одна существенная разница между кофейней и покоями для завтраков заключалась в том, что последние можно было посетить в обществе собственной жены или дочерей, тогда как в кофейни приходили в основном одни мужчины.

Интерьер покоев для завтраков преимущественно отмечался скромностью. И только в комфортабельных заведениях на полу лежали дорогие ковры, на стенах висели зеркала и картины, вилки были из серебра, а блюда подавались в фаянсовых или фарфоровых тарелках и блюдах.