Юрий Винничук - Кнайпы Львова

— Это торговцы скотом, — пояснил хозяин. — Сейчас торговый день. Во Львове раз в неделю проводится большая ярмарка скота, и сюда сьезжаются купцы отовсюду. Даже из Покутья и Гуцульщины. Часто это евреи и цыгане, но мы халатников (бедные евреи носили засаленные халаты) не пускаем в заведение. Древняя площадь, куда сгоняли скот, уже исчезла, ее застроили, но обычай остался, и купцы продолжают приходить сюда для своих сделок. А то, что они пишут на своих мраморных столиках, — это их счета. Вскоре они проверят свои кошельки, заплатят и попрощаются до следующей недели. А мы тогда перейдем к мытью столиков, потому что пополудни приходит сюда совсем другая публика: мир интеллектуальный, артисты, врачи, газетчики, адвокаты, и столики должны быть чистыми. Поэтому разрешаются только карандаши, а не дай бог чернила, потому что смыть их невозможно.

— А что они там пишут на столе? — поинтересовался я.

— О, это никакая не высшая математика — только поголовье скота, килограммы веса, цены в долларах…

— Как в долларах? — прервал я удивленно. — Почему не в золотых?

— Нет, нет, тут скот покупается в долларах.

— Действительно так и есть, — добавил папа. — Когда я покупаю скот в Черткове, то должен платить в долларах. Таков обычай. Наконец, не только скот, но и все важные операции производятся в долларах. Евреи не имеют доверия к золотому.

— Публика постоянно меняется, — рассказывал пан Брет-тшнайдер. — Но мрамор не знает покоя. Когда исчезают с него телята и коровы, появляются взамен некие странные символы, зигзаги и крючки. Порой так смотрю, смотрю, и ничего не могу понять. Лучше всего приказал бы этот столик выдраить, но где там — должен держать до следующего дня.

— Они еще не пришли это переписать, — сказал официант, услышав, о чем речь. — Может, это им показать, мы поставили столик в углу.

— О, прошу, — и вежливый хозяин отслонил перед нами столик, который был накрыт скатертью.

Я сразу увидел, что это не была торговая арифметика. Это были какие-то очень сложные операции — я увидел греческие символы, геометрические формулы…

— Это высшая математика, — воскликнул я. — Кто же это пишет?

— Это профессора из университета! Приходит их сюда несколько, но особенно один, такой худой, высокий. Иногда сидит без движения, пьет маленький черный и смотрит вдаль. А то внезапно что-то им встряхнет, и бросается писать. Пишет карандашом, и тут я не могу жаловаться. А тот, что запятнал мрамор чернилами так, что его не удалось вычистить, то был поэт. Но профессор, хоть и карандашом, пишет очень густо, покрывает целый стол, и еще смотрит, где есть свободное место, чтобы и его запачкать.

— Но что же это такое?

— Кто знает? Головоломки. Но был тут раз профессор Ломницкий — это уважаемый человек. Сказал, что каждый раз, когда столик вот так нам замызгают, должны этот столик отставить и держать до следующего дня. Вот так! Работы нам хватает, но кофейня должна жить хорошо со всеми. Когда утром приходят женщины, чтобы убрать зал, то они предупреждены, что столик, накрытый скатертью, мыть нельзя. Около одиннадцати приходят студенты и переписывают цифры с мрамора.

Тогда я не имел никакого понятия, что человек, который так упорно вымазывал столик формулами, — это профессор Стефан Банах, вошедший в науку как создатель пространства Банаха и целого направления, называемого Львовская математическая школа».

Награды за решение вручались в зависимости от степени тяжести и состояли в шкале от маленького пива до живого гуся. Самым частым ловцом наград бывал профессор Мазур, хотя гуся так и не добыл. Эту самую трудную задачу решил только в 1972 г. двадцативосьми летний шведский математик Пер Энфлё, которому, собственно, профессор Мазур и вручил корзину с живым гусем, наряженным в цветастую юбочку…

«Шкоцкая книга» сохранилась у сына Стефана Банаха, и то чудом. Выезжая в 1946 г. в Польшу, он прихватил и книгу. Сел в вагон вместе с Ядзей Голияс, в которую был влюблен, и вот девушка попросила дать что-то почитать в дороге. Никакой другой книги тот не имел, и предложил «Шкоцкую книгу», так как Ядзя была дочерью профессора.

По дороге чемодан у молодого Банаха украли советские солдаты. Таким вот образом книга и сохранилась.

По сегодняшний день ученики «Шкоцкой» школы занимают почетные места в группе выдающихся математиков и физиков многих стран.

В этой кнайпе в 30-х появились сценарии кабаре-представлений и чрезвычайно популярных сатирических диалогов на львовском радио, которые написал и режиссировал Виктор Будзинский. Сидя здесь первые три дня каждую неделю, выпивал невероятное количество черного кофе и писал, писал, писал, погруженный в клубы дыма. В остальные три дня перед воскресной передачей устраивал для группы «Веселая Львовская Волна» на ул. Батория, 6, пробы.

В 1934 г. кнайпа закрылась для ремонта. «После многодневного ремонта открылась кофейня «Шкоцкая» под новым руководством, — писали в газете «Волна» в 1934 г. — Она выразительно посвежела, хотя не так много здесь нового. Но пол, столы, кресла, зеркала, новые яркие обои и новые обитые кожей диваны лучатся радостным отблеском, создавая праздничное настроение. И такой же блеск исходит от официантов, отглаженных и вылизанных. Приветливыми улыбками приветствуют они любителей газет, которые должны были неделями искать убежища по чужим для себя закоулкам, а каждого нового посетителя трактуют как будущего завсегдатая.

Хотя невозможно предсказать, кто из нынешних гостей будет сюда постоянно захаживать. На глаз каждый напоминает газетную моль «Шкоцкой»: ведь она всегда была заведением с самой разнообразной публикой».

Осенью 1939 г. здесь собирались деятели Армии Крайовой, наведывались и провокаторы типа профсоюзного деятеля Михала Ланга, который рассказывал налево и направо о том, что спрятал в Яновском лесу пушку и пулеметы.

Профессор Станислав Банах был единственным в Польше, а может, и на свете профессором без высшего образования! До Первой мировой войны он был вечным студентом первого курса математики в Университете Ягеллонском. Жил, давая уроки. Однажды в Польскую академию искусства приехал сам президент Французской академии наук, предлагая сотрудничество в решении пятидесяти математических проблем, авторства Анри Пуанкаре, которые сам этот гений математики считал неразрешаемыми. После торжественной сессии Банах попросил уважаемого мастера, чтобы сходил с ним к Гавелке, потому что ему казалось, что с помощью водки он может несколько из тех проблем решить. Пожалуй, много ее выпили, потому что на мраморном столике решил целых 16. Парижский ученый купил у пана Гавелки мраморную плиту, забрал ее в Париж и в бюллетене Французской академии наук объявил: «Шестнадцать задач Пуанкаре решены». И таким образом Львовская математическая школа вышла на мировую арену!