Юрий Винничук - Кнайпы Львова

3

Когда Вячеслав Будзиновский (политический деятель и автор многих исторических повестей из казацкой жизни) должен был жениться, его невеста, присмотревшись к его бурлацкой жизни, решила исправить немного его. Взяла с него слово, что он не будет ходить по кафе и ресторанам сам, а будет брать ее с собой.

— Охотно, — говорит Будзиновский, — но не знаю, составишь ли ты мне общество…

— Что же может быть приятнее, чем кофейная жизнь? — ответила женщина.

На второй-третий день после свадьбы выбрались Будзиновские вечером «в город». Началось скромно с кофе в «Централке», позже зашли в обществе веселых товарищей Будзиновского в какую-то кнайпу. Пришли домой на рассвете. На второй день — то же самое. На третий жена Будзиновского едва ноги тянула, а он нарочно «держал линию» — не отпускал ее домой, хотя она и просилась идти сама.

— А мой обет? Потом скажешь, что я не сдержал свое слово.

— Так я тебя освобожу от слова, — ответила жертва супружеской солидарности.

— Навсегда?

— Да.

— Рука?

— Вот.

С того времени Будзиновский ходил уже свободно сам и говорил:

— Надо уметь с женой договариваться.

4

Сидор Твердохлиб, готовя к изданию сборник стихов «В зеркале плеса», попросил Михаила Яцкива написать предисловие. Яцкив был Твердохлибу должен, поскольку когда-то свою книгу издал за деньги жены Сидорова. Итак, Яцкив отказаться не мог. Но все остальные молодомузовцы были против, чтобы такой ас, как Яцкив, афишировался на произведениях Твердохлиба, к которым они относились скептически.

Яцкив дал слово, что не будет писать. Но Твердохлиб привел кумпла в «Централку», хорошенько подпоил, и тот таки подписал предисловие, которое сам Твердохлиб и накарябал.

— Как ты мог? — насели на него друзья.

— Я был пьян… — защищался Яцкив.

— Ты был пьян, как писатель. Но как банковский служащий должен видеть, на что ставишь подпись!

— Да, да… Но водки было слишком много…

5

Владимир Бачинский — адвокат и выдающийся политик Галичины — был склонен к богемной жизни. Частенько из дома «Просвиты» или «Днестра» бежал к Райху, Мусяловичу или в «Риц».

Роман Купчинский рассказал о его отношениях с кнайпами в своих воспоминаниях: «Любил Владимир Бачинский ресторан, кофейню, общество и хороший алкоголь. Кофейня дает расслабление, — говорил политик, — общество дает настроение, а добрый напиток никогда не является плохим.

— Разве что если его много выпить, — добавлял Зиновий Пеленский.

— Нет, пан товарищ. Тогда или человек не в порядке, или напиток.

В «Центральную кофейню», куда ежедневно заходила украинская львовская богема, Бачинский редко заглядывал.

— Пан меценас, почему вы не заходите в «Централку»? — спросил его как-то раз Федь Федорцив.

— Не люблю толпы и скверных напитков, а в «Централке» — и то, и другое.

— А разве мы толпа?!

— Иногда.

— Так мы с вами никогда уже больше не пойдем.

— Очень мне жаль…

Через день, через два появлялся в «Централке», но только затем, чтобы вытащить куда-то приятных ему людей. Касательно толпы в «Централке» — может, иногда он был прав, но касательно напитка — нет. Ведь «Вишневка» Бачевского, французский «Мартель» или «Бенедиктинка» были везде одни и те же!..

В кофейне политики не любил, имел ее достаточно на вече, собраниях и заседаниях.

— Пан меценас, что слышно на политической арене?

Начинает на меня поглядывать…

— Кто? Политика?!

— Нет, та смертоносная блондинка, сидящая направо.

«Смертоносная» если и поглядывала, то скорее на редактора Кирилла Вальницкого, который, хоть и «кацап» (так называли москвофилов. — Ю. В.), любил общество украинской богемы, а был статный и красивый с лица. Бачинский красотой не грешил. Низкий ростом, пузатый и мордатый, а на широком лице светились маленькие глазки. Но был убежден, а вернее — представлял убеждение о непобедимых своих чарах и демоническом влиянии на женщин.

В первые годы после войны азартные карточные игры запрещались, и поэтому задержание очередной компании картежников вызвало интерес газет. 4 января 1920 г. в кофейне были задержаны и привлечены к ответственности несколько лиц, принадлежавших к высшему свету и устроивших здесь запрещеную игру в «фербль». Банк и выигрыш конфисковали. А среди задержанных оказались доктора, профессора, уважаемые домовладельцы, даже один ксендз. «Хорошенький пример для молодежи!» — сетовали газеты.

15 октября 1922 г. Полиция нашла в пакете на помойке на улице Сикстинской, 12, труп младенца. Разродившуюся мамочку удалось найти. Оказалась ею Станислава Барыль, официантка кофейни «Центральная».

14 апреля 1923 г. случилась здесь авантюра. В 4.30 утра, — читаем в «Газете Львовской», — пан Е. Н. побил до крови официанта Яна Пурского. В кофейне той, днем вполне добропорядочной, после 3 ночи взяли моду собираться разные отбросы, устраивающие ежедневные авантюры, и препятствуют отдыху посетителей.

Эта известная кофейня была в конце Академической, там, где до недавнего времени было кафе «Десертное», а сейчас банк.

С 1910 г. залы ее были оформлены рыцарскими панно В. Белецкого в стиле романов Вальтера Скотта. Владельцем в межвоенный период был Томаш Зелинский.

Здесь собирался университетский мир, особенно корифеи точных наук. Не изменили они любимой кнайпе даже после того, как основной корпус университета переместился в теперешнее строение. Приходили сюда не только профессора, но и ассистенты, а также спортсмены — преимущественно перед полуднем, реже по вечерам. Но если уже заседали, то надолго. Заходил сюда и Михайло Грушевский.

Каждый вечер в начале столетия приходил в кофейню выдающийся философ Казимир Твардовский, который имел такую большую популярность среди студентов, что для его лекций университет должен был снять зал Музыкального общества. Из кофейни Твардовский уходил пунктуально в одиннадцать вечера домой, а жил он по соседству со своим хорошим приятелем Яном Каспровичем.

Приходили сюда на газеты и на шахматы, а еще кнайпа славилась вкуснейшим черным кофе.

Под конец 1900-х годов сюда по субботам сходился так называемый «кружок ганделесов», прозванный так за свою склонность к охоте за старыми книгами. Принадлежали к этому кругу историк Франц Яворский, редактор «Курьера Львовского» Болеслав Вислоух, журналисты Менкицкий, Штерншуе и другие. При встрече они показывали друг другу свои находки, обменивались стариной. Как вспоминал Василий Щурат, «в кружок попадал часто и Каспрович, и сильно интересовался книжными открытиями. Когда Каспровича бросила жена и ушла к Станиславу Пшибышевскому, он топил свою тоску в бокале, но друзья не оставили его в беде».