Юрий Винничук - Кнайпы Львова

Во время перерывов в танце наступала вокальная точка в буфете и тогда нередко отец семейства вспоминал свою молодость. «По синему морю», — когда был тенор, «А в другу, другую-у-у ту-гу-гую дивчи-ги-ги-ну…» — когда был баритон. А потом «Над Прутом у лузі» — для сентимен-та. «Крилець, крилець!» — для ободрения и «Кришталева чаша» — для поддержания сил.

Недолго это все продолжалось, стоустый и стоногий аранжер не мог позволить, чтобы женщины скучали.

— Прошу гостей к лансиеру! — гремел, забегая в каждую комнату.

Молодежь считала это за приказ, и быстро исчезала из приветливых буфетных комнат. На месте оставались только старшие чины, но и те время от времени подходили взглянуть, «как теперь забавляются». Убедившись, что так же, как в их время, возвращались на свои насиженные места.

Разве что какой-то очень праздничный кадриль привлек и этих засиженных в зал. Одни становились танцевать, другие под стены, и происходило одно из важнейших действий бальных.

Лансиер, кадриль, галопка, мазурка, полька — все это ныне покойники. Играли им над преждевременной могилой саксофоны, банджии и другие удивительные инструменты. За гробом шли фокстроты, кеммельтроты, тустепы, остепы и танка, а похоронную речь произнес мурин из страны доллара.

Коломыйка и вальс еще не умерли, но уже чуть живут. Первую спас национальный сентимент, второй живет надеждой на лучшие времена. Верит, что люди снова вернутся к человеческим мелодиям и человеческим движениям.

Сегодняшние балы вовсе не похожи на предвоенные ни публикой, ни музыкой, ни танцами и настроением. Когда зал «Народного дома» вмещал не только львовян, но и всех гостей из Галичины и Володомырии, а еще если бы их всех немного сжать, то влезли бы и все сознательные украинцы из-за Збруча. После войны «Народный дом» во Львове был мал и для самых львовян.

Провинция редко показывается на львовских балах, и то только в одиночку или вдвоем. Убедилась, что в своем уголке можно гораздо лучше развлекаться, а главное — дешевле. Не те теперь времена, чтобы можно было позволить себе поездку в Львов, да еще и с семьей. Когда-то двух мерок пшеницы и какого-то там теленка хватало на один солидный бал. Сейчас разве что надо продать целую копну и весь молодняк.

А с танцами! Училась дочь прошлого года модных танцев, а поедет в этом году — крышка. Ни одного шага не знает. Бостон, танго, фокстрот или иной фокстерьер так быстро меняются, что невозможно их догнать. Почти ежемесячно меняются, а почти каждый год какой-то умирает. Радуются одни маэстро танца, ибо кто раз начал учиться, того разве что паралич похитит из объятий танцевального искусства. Сторонник танца не может ни на минуту прервать наук, так как при первом карнавальном экзамене стыдно перепадет.

Послевоенная музыка тоже не такая же. Когда-то звуки вальса или иного танца поощряли, подбадривали, нежили или убаюкивали. Теперь музыка толкает, бьет, кусает, выкручивает вас, растягивает на колесе, качает, даже кровавый пот с глаз капает.

Бывшее настроение на балу с нынешним настроением сравнивать никак нельзя. Когда-то было сердечное, веселое и свободное — ныне напускное, скучное, искусственное. Соберется несколько чужих людей в одной зале и остаются чужими до конца забавы. Нынешние танцы не привлекают их в большие группы, а наоборот, рассеивают на пары, на маленькие кружки. Член одного кружка редко танцует с членом второго и наоборот. Чтобы парень шел пригласить на танец какую-то незнакомую — это сейчас такая редкость, как возвращенный долг. Панночки из кружка развлекаются только тогда хорошо, если на балу присутствует целый кружок. Горе такой компанейской, когда выберется на забаву сама. Недавно заметил я таких опрометчивых — всю ночь простояли».

В начале XX в. возродилось среди студентов так называемое корпоративное движение. В Восточной Европе зародилось оно еще в XIX в., но наибольший размах получило после Первой мировой войны и сразу стало очень динамично развиваться.

Корпорации — это немногочисленные студенческие объединения, призванные питать патриотизм, отвагу и дисциплину. Создание корпорации и обычаи, которые в ней господствовали, походили несколько на обычаи масонов или любой другой тайной организации. По крайней мере, принадлежность к такой корпорации считалась честью, и не каждый студент мог на нее претендовать. Возникли они в Германии во время освободительных войн и высоко развили понимание чести с обязательными поединками за оскорбление. Вместе с тем корпоративная жизнь связывалась с веселыми забавами в кабаках, приключениями и путешествиями.

Украинские и польские корпорации равнялись на немецкие «буршеншафты», а отсюда — и выразительно националистическую направленность корпораций. Среди украинского студенчества корпорации начинались в 1906 г., но получили широкий размах в межвоенный период, в частности среди молодежи, которая училась за рубежом. Их лозунгами были — «честь, свобода, родина».

Бурши, бурсаки, или корпоранты, надевали маленькие разноцветные шапочки, которые прилегали к голове и назывались «деклями», а также стяжки, то бишь «банды», такого же цвета, которые препоясывали грудь наискосок от правого плеча.

Это бурсацкое, как его называли украинцы, движение, было тесно связано с кнайпами, потому что любимым развлечением бурсаков было организованное выпивание пива, сопровождаемое шумными песнями. Эти забавы назывались «коммерсами». Модным было также среди бурсаков упражняться в фехтовании, а также и практически использовать приобретенные знания. Для такого случая всегда хватало «дел чести», а в результате повод для гордости — замечательный роскошный прекрасный ровный шрамик на левой щеке. Случались и поединки на пистолетах. Но исключительно старинных. Поэтому-то смертельные трафунки бывали редко.

Подражанием немецких студентов была также иерархия и организационное разделение членов корпорации. Новичок, который вступал в корпорацию, попадал, по крайней мере, на год в круг «фуксов», то есть кандидатов. Следующей ступенью к моменту окончания обучения был «комилитон». После учебы и до конца жизни бывший бурсак принадлежал к «филистрам». Кроме филистров действительных существовали также филистры почетные, к которым относились прежде вскего профессора, способствовавшие движению корпорации, а порой также и какие-то выдающиеся личности, если давали на это свое согласие.

Мой отец вспоминал из корпоративной жизни прежде всего расположение, веселую беззаботную жизнь. Принадлежность к организации ИЗБРАННЫХ возвышала, но и придавала дополнительные обязанности, потому что такой бурсак уже волей-неволей должен был вести себя как мушкетер короля. Дело в том, что число лиц, которые могли принадлежать к корпорации, было ограничено пятидесятые. Это было как раз то количество, когда все могли хорошо познакомиться, сблизиться и даже сдружиться. То ограниченное количество действительных членов, при общем стремлении среди студентов к нему принадлежать, было причиной появления все новых корпораций, которые отличались между собой только цветом.