Алексей Казаков - Литва. Янтарный край

Даже если в литовских заговорах присутствует Иисус Христос, главным действующим лицом все равно остается огонь».

Литовцы считали свадьбу религиозным обрядом, поэтому она никогда не обходилась без жреца и молитв языческим богам.

Как отмечают исследователи обычаев древних балтов, литовцы были в основном моногамны (одноженцы), но при этом им не запрещалось иметь и нескольких жен. В любом случае первая жена была главной в доме, другие же, в основном из пленниц и купленных у бедняков, считались людьми второго сорта: не допускались к столу, исполняли все тяжкие работы и в качестве «движимого имущества» подлежали разделу между наследниками. Надо сказать, что у князей, дороживших своей властью, своим авторитетом и свято чтивших древние обычаи, всегда была лишь одна жена.

Вот как описывает свадебный обряд литовцев П. Брянцев: «Накануне брака подруги невесты с вечера собирались к ней в дом, садились за стол и начинали петь заунывные песни, в которых, обыкновенно, оплакивали близкую потерю девичества, а затем обращались ко всем животным и вещам в доме с вопросами: кто после за ними будет ухаживать? В заключение обращали вопрос к домашнему очагу: кто будет его поддерживать, чтобы отец и мать могли при нем согревать свои одряхлевшие члены?

Около полуночи, когда уже все обычные песни бывают пропеты, невеста вместе с подругами выходила из родительского дома, садилась в приготовленные повозки и ехала к жениху. На рубеже селения жениха ее встречал посланный, держа в одной руке горящую головню, а в другой – кубок пива. Он останавливал поезд [4] Вереницу свадебных повозок. – Примеч. автора. , подходил к той повозке, где сидела невеста, обходил ее кругом три раза и говорил: “Не плачь, вот священный огонь, как ты его берегла дома, так будешь беречь и у нас!”. Потом давал невесте напиться пива, садился на коня и мчался обратно к жениху. Въехавши во двор, посланный спрыгивал с седла, опрометью вбегал в комнату и одним прыжком вскакивал на поставленный посредине комнату табурет, причем родные жениха замечали: если он исполнял это дело ловко, т. е. вскакивал удачно на табурет, то за это получал полотенце, которым покрыт был табурет, в противном случае его били и выбрасывали за дверь, как дурного вестника. Между тем приезжала невеста, вводили ее в комнату, сажали на стул и совершали постриги… Нынешние постриги в простом литовском народе совершаются следующим образом: по окончании свадебного обряда новобрачную сажают на квашню, опрокинутую вверх дном; окружают ее подруги и начинают петь песни, в которых оплакивается переход из девической свободы в состояние подчиненности мужу, трудов и забот; затем снимают с головы венок из руты и расчесывают волосы; посаженная мать берет локон волос над левым ухом, продевает его в кольцо, а посаженный отец поджигает восковою свечою; то же самое делается над правым ухом, спереди и на затылке; потом родная мать или хозяйка дома ставит на колени новобрачной тарелку с куском хлеба и кубком пива, посаженные отец и мать, а за ними и все гости, обходят вокруг новобрачной, мужчины бросают в кубок по монете, а женщины покрывают ее куском белого полотна на рубаху без рукавов; после этого новобрачная встает с квашни, обносит кругом ее тарелку с куском хлеба и пивом, потом хлеб кладет на стол, а пиво выливает на порог…

…Наступало самое время брака: выходил на средину комнаты жрец-швальгон [5] Свадебный жрец. – Примеч. автора. , брал чару пива и давал ее пить жениху и невесте; потом сажал жениха за стол, а невесту три раза обводил вокруг огня; затем брал священную воду и окроплял ею невесту, а также жениха и брачное ложе; после этого он завязывал невесте глаза, губы намазывал медом и говорил краткое наставление, что любопытство и болтливость – несноснейшие пороки в жене, а потому она должна на все смотреть закрытыми глазами, что до нее не касается, и говорить речи сладкие, как мед. С завязанными глазами швальгон провожал невесту через все двери дома и поминутно осыпал ее маком и мелкими зернами, приговаривая: “Наши боги благословят тебя всем, если ты будешь хранить веру, в которой скончались твои предки, и если за хозяйством будешь смотреть заботливо”. По возвращении в комнату жрец снова брал чару с пивом, давал пить жениху и невесте, а затем чару бросал им под ноги, которую те растаптывали на мелкие части, а швальгон произносил: “Такова жертва преступной любви! Пусть же любовь постоянная, истинная, верная и взаимная будет вашим уделом”. Все присутствующие повторяли эти слова. Наконец, жрец читал последнюю молитву, разменивал кольца новобрачных, и свадебный обряд кончался; начинался пир.

Пред отходом ко сну у новобрачной обрезывали волосы и надевали на голову обглей, или завой (род чепчика). На другой день новобрачных кормили куропатками, самыми плодовитыми птицами, чтобы у них было как можно больше детей, особенно сыновей».

Образец свадебной песни, в которой рута олицетворяет целомудрие, роза и лилия – девицу, приводят А. Киркор и П. Кукольник в книге «Черты из истории и жизни литовского народа»:

В первую лунную ночь после рождения сына его мать находила в поле корень полынной травы, выжимала из него сок, который потом смешивала с коровьим молоком и давала мальчику. Считалось, что сын, отведавший такой смеси, будет противостоять жизненным невзгодам. Любопытно, что этот обычай напоминает древнюю индусскую жертву «Сома». (Название индусского ритуала произошло от названия напитка «сома» – смеси сока трав и молока.)

«Пусть я почернею как уголь, рассыплюсь как прах земной и отвердею как камень!» «Пусть меня пожрет земля!» «Клянусь Перкуном!» При произнесении этих слов клявшийся возлагал свою правую руку на голову тому, кому клялся, а левой касался священного дуба, и при этом слова его звучали громко и с пафосом.

Иногда, для подтверждения серьезности своих намерений, клали на голову дававшего клятву комок земли.