Омар Суфи - Власть и страсть

Зазвенел звонок — почтальон принес очередное письмо из Баку. Сестра Али Айнур написала полное нежности письмо, где говорила о том, как она и все члены семьи скучают по Али. « Я знаю, — продолжала она , — тебе не хочется возвращаться из Европы, но должна тебе сказать, что Баку стремительно меняется и превратился в самый настоящий европейский город. В этом году в городе открылся первый синематограф „Французский Электро-Биограф“ в пассаже на Ольгинской. Смута, погромы и разбойные нападения остаются в прошлом …» Все ясно, сестра звала его обратно в Баку и, наверно, письмо было написано по просьбе или указанию отца. Тактика запугивания не произвела эффекта, и теперь Гасымбек-старший пустил в ход жалость. Конечно, Али любил сестру и даже думал, что ей будет лучше переехать в Европу, чем жить там, в мусульманской среде, и быть выданной замуж за какого-нибудь мракобеса. Отец Али хоть и был человеком относительно прогрессивных взглядов — поэтому и отправил Али на учебу в Европу — но, когда дело доходило до семьи, женитьбы или замужества — его традиционализм брал верх. Тем более, он несколько по-разному относился к сыновьям и дочерям, которых у него в общей сложности от двух браков было семеро. Теперь, очевидно, отношение отца к Европе и ее ценностям несколько изменится после того, как Али не подчинился его приказу вернуться на родину.

Али не оставил без ответа письмо сестры, но решил и не вступать в полемику. Он написал: « Дорогая сестричка! Я очень по тебе соскучился и по всем в семье. Я очень хочу приехать, однако получил очень хорошую возможность пройти практику у известных врачей в Австрии. Такую возможность упускать нельзя. Посылаю тебе дрезденскую фигурку — помню, что ты их собираешь ».

Свободное время Али проводил между свиданиями с Фрейдой, ее кругом богемных знакомых и своим бакинским другом, революционером Матвеем Скобелевым. В один из посиделок со Скобелевым и Троцким в кафе «Централь», Али увидел молодого художника Адольфа Гитлера, с которым познакомился в Академии изящных искусств, и пригласил его к столику.

— Как идут картины?

— Пытаюсь продать… ищу работу, заказы. Мне живется тяжело…

— Я понимаю…

— Что ты понимаешь? — резко отрезал Адольф, глядя на Али. — Кто сам не побывал в тисках удушающей нищеты, тот никогда не поймет человека внизу. А ты, судя по одежде, никогда там и не был. Если изучать социальную проблему сверху вниз, ничего, кроме поверхностной болтовни и лживой сентиментальности, не получится, а то и другое только вредно. Первое потому, что не позволяет даже добраться да ядра проблемы, второе потому, что просто проходит мимо нее.

— Ты меня не знаешь, и не стоит так судить обо мне. Хотя признаю, что в низах никогда не был. А вот этот человек, — Али указал на Троцкого, — знает, что такое нужда.

— Я даже сидел в тюрьме… — начал Троцкий

— Откуда вы? — опять перебил собеседника Адольф.

— Из России…

— Он — революционер…

Гитлер недовольно повел носом:

— Надеюсь, вы не из социал-демократов? Откровенно говоря, не очень доверяю социал-демократии…

— Это почему же? Уж кто-кто, а они знают проблемы низов.

— Не в этом дело… Выход из проблемы, который они предлагают, мне не нравится… Вы из России? — вновь спросил Адольф.

— Да…

— Еврей?

— Господи! Какое это имеет значение? На вас тоже так вредно действует вся эта истерия венского бургомистра?..

— У меня свое мнение на этот счет… Мне не нравятся разговоры про еврейскую веру… Это христианский шовинизм. Однако мы сталкиваемся не только с религиозной проблемой. Просто я стал замечать, что социал-демократическая партия здесь в Вене представлена почти исключительно евреями. Извиняюсь за прямоту, но это вызывает подозрения…

— Во всемирном еврейском заговоре? — с иронией спросил Троцкий. — Мы не сможем победить монархию, а это изжившая форма правления, если позволим националистическим чувствам овладеть нами.

Гитлер промолчал. Али вступил:

— Знаешь, я хочу тебе помочь… Я занимаюсь, кстати, скупкой художественных произведений… И это не милостыня, — опережая реплику Гитлера сказал Али. — Вот мой адрес. Давай принеси мне свои работы… Кроме того, у меня есть подруга, которая хорошо знает Климта…

У Гитлера загорелись на секунду глаза.

— Может, он тебе поможет… правда, он — странный тип… для меня он странный…

— В каком смысле?

— Ладно, об этом не будем. Не хочу оскорблять вашу братию художников. Но вы все немного странные…

— Я знаю, что ты имеешь в виду… Я как раз за нормальное искусство. Только вырождающаяся богема наших больших городов может испытывать удовольствие от всякой дряни, что называется современным искусством. Хоть я и живу очень скромно, но посещаю оперу и театры. Вот я был недавно на постановке «Убийца — надежда женщин» молодого автора и так называемого художника Оскара Кокошки. Мне просто — я извиняюсь — блевать хочется! Только идиоты могут отыскивать жемчужное зерно в навозных кучах этой литературной китайщины и дегенеративного искусства!

Во время очередного свидания с Фрейдой Али заговорил о молодом художнике, которому ему почему-то захотелось помочь. И они договорились отвести его к Климту.

Встреча состоялась в салоне моды «Cёстры Флёге» в «Каза Пиккола», которой управляла пассия Климта Эмилия Флёгге. Благодаря патронажу Климта салон был украшен лучшими мастерами венского сецессиона.

— Может, твой кавалер купит платье тебе? — сказал Климт, когда предложил Фрейде встретиться именно в салоне.

— Ты хочешь, чтобы я раскрутила его на хорошую сумму ради твоей Эмилии? — в ответ съязвила Фрейда.

— Почему бы и нет? У русских много денег, и они любят ими швыряться.

— Он не русский…

— Не имеет значения. Все они там с востока любят повыпендриваться.

В любом случае, выбирать не приходилось. Фрейда, Али и Адольф прибыли в салон «Cёстры Флёге» и терпеливо ждали приговора Климта. Последний, разглядывая картины Гитлера, сказал тому:

— Молодой человек, у вас неплохо получается. Я не думаю, что могу вам помочь… У вас хорошая рука, вы чувствуете краски… я не знаю, чему бы я вас мог учить.

Гитлер был крайне польщен, услышав похвалу из уст самого Климта. Он собрал свои картины и наброски и удалился.

— Надо бы купить пару его картин, — отметил Али.

— Если есть лишние деньги… а они у тебя есть. Я имею в виду, совсем лишние — я не увидела в его картинах чего-то необычного, — сказала Фрейда.

— Раз Климт считает, что у него талант, то вполне возможно через лет пять он станет знаменитостью. Вот тогда цена на его картины поднимется. Ван Гога картины вон как подскочили после его смерти!