Омар Суфи - Власть и страсть

Но далее его привлекла статья про демографию Соединенных Штатов. Если в начале девятнадцатого века население США было примерно равно населению Лондона, то на сегодняшний момент там проживало около ста миллионов человек. При этом каждый год туда прибывает два миллиона иммигрантов. В последние годы поток иммигрантов состоит все больше из выходцев Южной Европы и все меньше из англосаксов и Западной Европы. «Это может иметь серьезные последствия», подумал Артур Барроуз. « Что станет с американским духом? », — вопрошал автор. « Каждая нация представляет собой характер племен ее составляющих. И сейчас трудно сказать, каким будет результат смешения исторических народов в новом мире ».

Следующая заметка, которая привлекла внимание Барроуза, была о тяжелых условиях труда китайских рабочих в шахтах, где все меньше и меньше работало белых. Артуру стало неприятно — он понимал, что мир меняется и, по его мнению, не в лучшую сторону.

И уже когда он откладывал газету в сторону, ему бросилось в глаза объявление о постановке немецких спектаклей на сцене лондонского театра Великой Королевы. «Восьмой сезон, черт, я даже не обратил на это внимание!», подумал Барроуз, прочитав далее с интересом, что один из актеров потерял сознание в третьем акте.

В Британии наступают новые времена, и с этим ничего не поделаешь, думал Барроуз. Прогресс, Германия, новые нравы… Что чувствуют люди, когда бессильны перед изменениями, перед силами истории, перед могущественными силами за пределами досягаемости? Проблема в том, что в Британии как аристократы, так и рабочие люди бессильны перед наступающими изменениями. Есть система, ее трудно поломать, но еще труднее двигаться против течения.

Барроуз хотел восстать в парламенте, выступить с пламенной речью против всех и вся. Действия либералов могут разрушить устои империи. С другой стороны, государственные институты как-то уж вольно относятся к внешним врагам, таким, как Германия. Надо действовать, и может даже совершить какой-нибудь сумасшедший поступок.

Так что же на повестке дня?

В этот момент Барроуз вспомнил о страстях в германском дворце. «Значит, адъютант кайзера Куно фон Мольтке имеет сексуальные связи с Филиппом Эйленбургом, — размышлял Барроуз, — а последний враждует с Фридрихом фон Хольштейном. Учитывая дружественное отношение фон Хольштейна к Британии, нам надо действовать. Вот только как?»

Есть еще этот Бальфур со своими странностями. Может, как-то все это связать и разработать план? Барроуз стал удивляться ходу своих мыслей. Он всегда двигался по течению — да, своей партии, своих убеждений, но умел твердо стоять на своем. Но сейчас его мысли уходили совсем в другие дебри. Он никогда не интриговал и всякие планы по шантажу, пусть и неприятных для него личностей, и построению ловушек были ему не по душе. Может, он это кому-то поручит, а сам не будет мараться такими низкими делами? Увы, борьба есть борьба, чем выше у нее ставки, тем более низкими средствами они осуществляются.

И тут Артур решил, что решение может быть простым. Он вызвал к себе секретаря Джона Берримора и сказал, что тому надо собираться в Берлин.

— У меня важное письмо, и вы его должны доставить лично в руки адресата.

Он просто решил написать письмо Фридриху фон Хольштейну. Когда письмо было готово, к Артуру заглянул сын Реймонд. И отец поделился с сыном идеей.

— Этого, отец, недостаточно. Я тебе говорил в прошлый раз, что нам надо найти или создать компромат, выложить, а потом запустить процесс с фон Хольштейном.

— Но как мы можем сделать это, сидя здесь в Лондоне? И чем может помочь нам Дешамп из Франции?

— Из Парижа можно помочь чем угодно, — и тут Реймонд улыбнулся. — В любом случае, никакого письма. Если вдруг посыльного перехватят, его убьют…

— Господи!

— Конечно, даже не сомневайся.

— Но из Лондона в Берлин каждый месяц едут тысячи людей. Слава богу, при нынешних средствах передвижения, поток пассажиров только увеличивается.

— И при нынешних средствах слежки все эти пассажиры, туристы и прочие гости находятся под постоянным надзором. Если кому-то нужно, то сейчас можно легко отследить передвижение человека. Современные границы, паспорта, документы, телеграф, регистрация в отелях, картотеки полицейских и так далее. Тем более, Берримор — он такой… английский секретарь. Его сразу заметят даже в Берлине.

— Ну и что? Разве англичанин не может поехать в Берлин?

— Может, конечно. Но мы говорим о риске для него — хоть пять процентов.

— Что делать?

— Ехать в Берлин. А из Парижа туда приедет тоже группа, так сказать, поддержки… на… как сказать… перфоманс, — усмехнулся Реймонд.

— Да, сын. Я вижу, что ты кое-что знаешь про все эти… перфомансы, так сказать. И меня это, откровенно говоря, беспокоит.

— Ах, ладно… мы говорим о деле — важном деле для Британии.

— Ну, я пока не буду вдаваться в подробности.

В пригороде Берлина — Либенберге, в поместье друга германского императора князя Филиппа Эйленбурга регулярно собирались некоторые члены окружения кайзера Вильгельма. Эйленбург был одним из самых близких друзей кайзера и до 1902 служил послом Германии в Вене. Как это часто бывает в придворных кругах, Эйленбургу противостояли другие политики в деле влияния на кайзера, и князь стал терять влияние на последнего отчасти в результате ухудшающегося здоровья.

Реймонд достал папку и обратился к отцу:

— У нас есть кое-что на Эйленбурга. Прекрасное юридическое образование, военная служба в прусской армии, служба в Страсбурге после победной войны Германии над Францией в 1870—71 годах, за что он получил Железный Крест. Дружил с французским дипломатом и писателем, князем Артуром де Гобино.

— Знаем его книжку о превосходстве арийской расы, — поморщился Артур. — Среди французов есть немало обожателей Германии. Но, очевидно, их голос все же слабее тех, кто видят в Германии серьезную угрозу.

— М-да… но я не стал бы сбрасывать со счетов всю эту истерию насчет арийцев. Она может еще как аукнуться. Так вот, в прошлом году Эйленбург написал книгу в память о Гобино. Есть предположения, что между ними существовало что-то большее, чем дружба.

Артур Барроуз опять поморщился:

— Уже не удивляет в свете того, что о нем становится известно.

Реймонд продолжал:

— С кайзером он познакомился на охоте еще тогда, когда тот был принцем, более двадцати лет назад. Они оба увлекаются оккультизмом. Именно эта увлечение сблизило их…

— Никогда не понимал человеческой глупости… Насчет сближения — меня тут посетила безумная мысль! Не кажется ли тебе, что сам кайзер может тоже участвовать во всем этом вертепе?!

Реймонд спокойно закрыл папку и сказал: