Берды Кербабаев - Айсолтан из страны белого золота

Айсолтан на аэродроме. Вместе с другими делегатами Туркменистана на Всесоюзную конференцию сторонников мира она ожидает посадки на самолет.

Айсолтан разговаривает со своими спутниками — учеными, писателями, стахановцами предприятий. С некоторыми из них она познакомилась еще вчера, в ашхабадской гостинице. Айсолтан ничем не выдает своего волнения: ведь, что ни говорите, а она сейчас впервые в жизни полетит высоко-высоко над землей, полетит в Москву, которую так часто представляла себе в мечтах!

Айсолтан берет свой маленький чемоданчик и идет к самолету; поднявшись по приставной лестнице в кабину, опускаясь в кресло, с любопытством озирается по сторонам. Незаметно наблюдая за своим соседом, видимо привычным к этому роду транспорта, Айсол-тан делает открытие: если нажать металлическую кнопку на поручне, то можно опустить спинку кресла пониже и, вытянув ноги, устроиться полулежа. "Очень удобно, — думает Айсолтан, — можно читать книжку, а устанешь — опусти спинку, закрой глаза и спи себе…" Длинные низенькие окошечки в борту самолета задернуты шелковыми занавесками. Айсолтан раздвигает занавеску — за окном большое гладкое поле аэродрома. Небо совсем посветлело. Внезапно где-то впереди раздается гул, он нарастает, заполняя кабину самолета, сотрясает его. Айсолтан невольно оглядывается и встречает спокойную улыбку соседа — пожилого человека в шляпе и больших очках. Он что-то говорит ей — Айсолтан скорее догадывается, чем разбирает слова: "Сейчас полетим", — и снова поворачивается к окошечку. Самолет катится по земле, Айсолтан это чувствует по неровной тряске. Стараясь преодолеть не совсем приятное ощущение, она опять начинает осматривать кабину. За креслами, в хвосте самолета, девушка в белом халате неторопливо раскладывает по полкам бутерброды с сыром, колбасой, сдобные булочки, ставит бутылки с фруктовой водой, стаканы… Значит, в пути можно будет попить, поесть, ведь не везут же все это в Москву для продажи! Айсолтан улыбается собственной наивности и откидывается на спинку кресла. Самолет положительно нравится Айсолтан, — очень удобное средство передвижения! Лишь бы не качало!

Занятая своими мыслями, Айсолтан не замечает, как самолет отделяется от земли. Взглянув в окошечко, она видит, что земля как-то странно кренится то вправо, то влево и уплывает все глубже вниз. Сосед объясняет Айсолтан, что круглый, похожий на часы прибор, вделанный в переднюю стенку самолета, прямо над дверью в рубку пилота, — указатель высоты. Айсолтан следит за стрелкой: двести, триста, пятьсот, тысяча метров… Она смотрит в окошечко: теперь кажется, что самолет не движется, он словно повис в воздухе. И совсем не качает больше — как славно! Вот точно темная шерстинка протянулась по земле, — это, верно, железная дорога. А тоненькая, медленно медленно ползущая гусеница — поезд. И этот крошечный клубочек, который катится там, внизу, верно, автомобиль. А теперь все сливается в сплошную серую плоскость, покрытую какими-то черточками и пятнами.

Айсолтан смотрит на указатель: три тысячи метров над землей! Как спокойно идет самолет! Какое прозрачное синее-синее небо! И как смешно смотреть на облака сверху вниз! Кажется, что кто-то опрокинул на землю огромную корзину с хлопком. И совсем не качает! Самолет только вздрагивает, словно по нему пробегает озноб. Айсолтан довольно улыбается и, устроившись поудобнее, раскрывает книгу.

Наверное, Айсолтан задремала. Книга выпала у нее из рук на колени, и девушка очнулась. Она снова смотрит в окошечко. Что это теперь голубеет внизу, там, где раньше была земля? Словно небо упало на землю… Ах, да ведь это же Каспийское море! Девушка говорит себе: "Вот куда ты залетела, Айсолтан! Ты летишь над землей, как птица, пересекаешь степи и моря!"

— Скоро Баку, — сообщает сосед.

Айсолтан смотрит на часы.

"Два с половиной часа назад я еще сидела в самолете в Ашхабаде, — думает она. — И вот уже Баку. Хвала тебе, самолет, хвала твоему мастеру!"

Море остается позади. Земля врезается в него широким клином, оттесняет его все дальше и дальше назад. А что это чернеет повсюду? Да это же вышки, ну, конечно, нефтяные вышки! Как она сразу не догадалась!

Самолет слегка качает. Айсолтан кажется, что он порой словно проваливается куда-то в какие-то большие мягкие ямы, и у нее немного гудит в ушах. За окошечком земля опять начинает крениться, — теперь она вздымается вверх, то с одного, то с другого бока самолета. Айсолтан понимает, что самолет идет на посадку. Девушка думает:

"Сейчас я ступлю на бакинскую землю. Как далеко наш колхоз "Гёрельде"! Когда я расскажу об этом матери, она мне, пожалуй, не поверит, засмеется: "Доченька, ты рассказываешь сказки!" Она, бедняжка, и по железной-то дороге никогда не ездила. Ишак да верблюд — вот и весь ее транспорт. Раскачивайся на спине у верблюда под жгучим солнцем — через сутки на двадцать километров продвинешься! А вот теперь ее дочь поднялась под самое небо, выше облаков, пролетает четыреста километров за час! Нет, я знаю, что скажет моя мать. Она будет слушать меня, широко раскрыв глаза, будет ахать, качать головой, а потом скажет: "Спасибо советской власти, которая нашим дочерям дала крылья, выпустила их из кибиток на вольный простор!"

"Победа" мягко катится по московским улицам.

— Еще нет четырех часов, а мы уже в Москве! — восхищенно говорит Айсолтан своим спутникам, увидев большие круглые часы, под которыми на минуту задерживается машина на шумном, широком перекрестке.

Айсолтан смотрит на свои часики, видит, что стрелка на них приближается к шести. Это ашхабадское время. Да, самолет летел так быстро, что на два часа обогнал солнце! Какой замечательный сегодня день в жизни Айсолтан! Сегодня она впервые видит Москву, и это действительно самый большой день в ее жизни: на два часа длиннее обычного дня! Айсолтан с удовлетворением переводит назад стрелки своих часов. Там, в родном колхозе, на девяти гектарах ее хлопчатника, рабочий день уже близится к концу… При этой мысли Айсолтан так живо представляет себе свое поле, на котором она была вчера утром с Бегенчем, что даже невольно закрывает глаза. Девять гектаров! Совсем крошечный кусочек земли, затерянный где-то там, за лесами, за степями, за Каспийским морем. Но разве не этот крошечный кусочек, разве не ее хлопковый участок, которому она отдает все свои силы, всю свою любовь, разве не эта родная земля послала ее сюда, в огромную, шумящую Москву, где в одном доме, верно, больше людей, чем во всем колхозе "Гёрельде"! Нет, пусть далеко отсюда до родных полей — они все равно близки Москве, как матери всегда близки и дороги дети, какое бы расстояние ни отделяло их от нее. А разве Айсолтан, прилетевшая сюда, в Москву, как птица, не принесла в своем маленьком сердце и свою старую мать, никогда не покидавшую родных мест, и всех подруг своего звена, и вечно шумящего Аннака, и всегда серьезного Чары, и насмешника Потды, и… Бегенча. А как жаль, что Бегенча нет сейчас здесь, рядом с ней, как жаль, что он не летел вместе с ней в самолете над Каспийским морем, над Волгой, над подмосковными лесами… Но все-таки ей так хорошо, так хорошо сейчас, что лучше, кажется, никогда еще не бывало!