Валерий Исаев - На краю

«Нормально…» — было запела она, но тут же спохватилась, вспомнив, что не дома, а в гостях.

Раздался громкий, непрерывающийся пронзительный звонок, на который выбежали в переднюю невеста, развязывая на ходу неподдававшиеся тесемки передника, и долговязый Гриня, натягивавший на себя черный новенький пиджак с белым платочком в нагрудном кармане. Гости, ввалившись с шумом и грохотом в переднюю, заполнили ее громкими поцелуями, повторяющимися поздравлениями, шутками. Сразу появились шумные хлопоты о принесенных цветах, раздалась громкая знакомая мелодия, зашумел в ванной открытый на всю кран — наливали воду в вазы. С кухни раздалось: «Горит…» И все закрутилось, завертелось, подхлестываемое этим вечным: «Горь-ка, горь-ка, горька!» И снова раскаты смеха, аплодисменты, шум воды в ванной, сильные запахи с кухни.

После очередного «Горь-ка!..» Наталья случайно заметила слегка бледного («от шампанского…») юношу, который с таким вниманием следил за поцелуем новобрачных, с такой завистью глядел на них и казался таким пристыженным тем, что вот так на его глазах целуются, что невольно она стала нет-нет да посматривать в его сторону — ей было интересно наблюдать за ним, за таким молодым и, наверное, совсем неопытным.

А потом были танцы. Стол сдвинули к стене. На всю громкость — так, что совсем не стало слышно друг друга, заиграла музыка, и вышли на круг Гриня с невестой и стали танцевать современный танец, толкаясь друг о дружку коленями, бедрами, касаясь в такт музыке плечами, спинами, подпухшими от этого «горька…» губами. А вокруг стояли и хлопали в ладоши веселые захмелевшие гости. У стены, сложив на груди руки, стоял тот самый робкий юноша, который обратил на себя внимание Натальи. Он все с той же завистью смотрел в их сторону, и Наташе стало по-матерински жалко его.

Потом все пустились в пляс, прихлопывая в ладоши, перебирая перед собой руками то так, то эдак. Наталье нравились современные танцы, и когда невестина мама, оказавшаяся почему-то рядом с ней, кривясь, спросила ее: «Уродство какое-то, правда?..», то она только из уважения к ней кивнула и поддакнула ей, сама же в глубине души любовалась танцующими и все чаще поглядывала на стоявшего у стены робкого юношу.

Настал момент, когда она выпорхнула из-за стола и, одернув платье, подошла к нему:

— Станцуем?

— О, конечно, — неожиданно твердо ответил он ей и, взяв ее под руку, легко увлек за собой в середину круга, где танцевали ликующие гости. Она было потянулась к нему, готовая закружиться, подхватив краешек порхающей юбки свободной рукой, но он, улыбнувшись ей, отошел и, неожиданно заулыбавшись, будто это и не он только что стоял и робел, подпирая стену, начал танцевать умело и ритмично, оставив ее одну. И она воспользовалась этим, подзадоривая его жестами: «Ну, ну… Вот так, так, смелее…» Она поглядывала на танцующих рядом, старалась не упустить ничего и тут же воспроизводила все увиденное. Он подкручивал ее за талию, брал за обе руки и притягивал к себе, потом будто отталкивал, и снова притягивал, и снова отталкивал… Ей нравилось танцевать с ними, с молодыми, и чувствовать себя такой же молодой, свободно двигаться, смеяться…

— Ну как, — спрашивала она его игриво, — вам нравится ваша партнерша, а?

— У тебя все прекрасно получается, — отвечал он ей неожиданно просто, ничего в ней не замечая, глядя ей в глаза, не выпуская ее рук. — Сразу же идем опять, да? — И он кивал ей и подмигивал, и ей уже не верилось, что это он когда-то был тем самым скромным, стеснительным юношей. Она даже несколько раз посматривала на то место у стены, где раньше стоял он: там стоял похожий на него молодой человек.

— Идем, — и он потянул ее на круг, сильно сжав руку, вдруг неожиданно приблизив ее к себе настолько, что она услышала его дыхание на своем открытом плече, и напряглась вся, потому что ей казалось, что губы его могут коснуться ее пылающей кожи. Она, в который раз испытывая на себе его власть, и в этот раз удивилась, совершенно не ожидая такой с ним близости. Резко остановилась музыка, и счастливый невестин голос позвал всех к чаю.

Они уже сидели рядом и хоть и не говорили ни о чем, но смотрели друг на друга с нежностью, подкладывали на тарелки друг другу разные лакомства, и она, смеясь, предупреждала его:

— От сладкого поправляются…

— Тебе ли беспокоиться об этом, — глядя ей в глаза, отвечал он, дотягиваясь до нарезанного клинышками торта.

— О, Наталинка, — заговорила появившаяся вдруг рядом с ними счастливая невеста, — ну как вам у нас, нравится, а?

Наталья, взглянув в глаза своему соседу, кивнула.

— Вы вот танцуете весь вечер, а наверняка ничегошеньки друг о друге и не знаете, — продолжала счастливая невеста, — это моя самая лучшая подруга, Мишенька, — обратилась она к Натальиному соседу, обняв ее за плечи, — ее муж — кандидат исторических наук, вот, и у них, между прочим, Мишенька, двое очаровательных деток, в-о-о-т…

И она наклонилась лицом к побледневшей щеке своей лучшей подруги, чмокнула ее и упорхнула к своему заскучавшему долговязому Грине, который, щурясь, высматривал ее среди гостей.

«Горь-ка, горь-ка! — закричали за столом. — Горька».

— Вот вы и знаете обо мне все, Михаил, — как-то сдавленно, не подымая на него глаз, начала Наталья.

— А я так сразу и решил, — невозмутимо ответил он.

— Как? — настороженно спросила она, вскинув постаревшее, какое-то сразу усталое лицо. — А как же тогда наши с вами… — Она замялась, — ну, танцы и все такое…

— Вам хотелось побыть сегодня молодой, правда? — в упор и так же убийственно просто спросил он ее. — Вы ведь играли, верно? — Он положил себе в рот большой кусок торта и, как-то противно пережевывая, добавил: — А я вам подыгрывал, и не так уж плохо, верно?

Он отпил чаю из чашки.

— А танцевать я вас, если хотите, конечно, научу, у вас это получится в конце концов…

— Да? — растерянно произнесла она и зачем-то тронула рукой сначала бровь, потом висок, потом приложила пальцы к дрогнувшим губам. — Я сейчас, — сказала она и встала из-за стола.

Стоя в заваленной шубами и пальто тесной передней, она вспомнила, как когда-то, когда еще не было ни ее Танечки, ни даже Катюши, когда она вот так же выходила хоть на минуточку от гостей, всегда, как на веревочке, выбегал за ней кто-нибудь, кого подчас даже и не замечала весь вечер. Бывало, и по два выбегали за ней следом… Она, сдерживаемая какой-то необъяснимой силой, наперекор разуму, постояла еще немножко, подождала — нет никого, и тогда, накинув на плечи показавшееся ей тяжелым пальто, открыла дверь и, задержавшись лишь на мгновение, шагнула за порог.

В вагоне метро сидевшие напротив нее люди не замечали ее, девушка спала на плече у своего возлюбленного. Тот, остекленевшими глазами уставившись в пол, так и не поднял головы всю дорогу; мужчина, пошелестев листами «Литературки», замер, бегая воспаленными глазами по строчкам.