Станислав Вторушин - Такое короткое лето

— Я выясню сегодня же. — Валера повернулся на вращающемся кресле к шкафу, стоящему у стены недалеко от стола. — Хочешь выпить? — Ему явно не хотелось продолжать разговор о Маше.

Я отрицательно покачал головой.

— Тогда расскажи хоть, как у тебя дела. Мы с тобой уже порядочно не виделись. — Валера потер пальцами переносицу. Его взгляд был усталым.

— Ты, наверное, после операции? — спросил я.

— И не одной, — сказал Валера. — Может все-таки выпьешь?

— Давай в следующий раз, — предложил я. — Сегодня нет настроения.

Только сейчас я заметил, что Валера был уже слегка выпивши. Я слышал, что многие хирурги для снятия стресса часто пропускают после операции рюмку-другую. Ведь резать живого человека даже для его спасения — занятие не из самых приятных. Но лишь сегодня убедился, что это правда.

— Нам надо как-то снова выбраться на природу, — сказал Валера. — Да не как в тот раз. А капитально, с ночевкой.

— Теперь уж когда поправится Маша, — ответил я. — Пока она в больнице, мне не до этого.

— Да, да, — сказал Валера и отвел взгляд в сторону.

— Ты что-то не договариваешь? — спросил я.

— Нет. Но ты совершенно прав. Пока она не поправится, какая может быть поездка на природу?

Я поднялся, чтобы попрощаться. Валера не остановил меня. Я вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

Ночью я успокаивал себя, многократно повторяя, что все люди болеют, но потом поправляются и забывают о болезнях. Многим из моих знакомых делали и не такие операции. Но одно дело знакомые и совсем другое — Маша. Я не мог допустить мысли о том, что ей придется страдать. Она уже и так достаточно настрадалась.

В семь утра я пошел к Ольге. Она открыла дверь, непричесанная и босая, в халате, из-под которого выглядывал подол белой ночной рубашки.

— Ты что? — спросила Ольга сонным голосом.

— Во сколько Машу привезут в палату? — спросил я.

— Не знаю, — сказала Ольга, прикрывая рот ладонью. — К обеду, наверное.

— Я тебе позвоню в двенадцать.

— Звони, — Ольга закрыла дверь.

Ровно в двенадцать я начал звонить в больницу. Я звонил несколько раз, но никто не подходил к телефону. В час дня Ольга сама пришла ко мне.

— Я только что от Маши, — сказала она. — Маша уже в палате, с ней все в порядке.

— Я могу увидеть ее? — спросил я.

— Сегодня ей не до тебя. Сейчас она спит после наркоза.

— А завтра?

— Приходи после врачебного обхода. Я проведу тебя к ней.

У меня отлегло от сердца. Если с Машей все в порядке, остальное наладится само собой. Я уже решил, что после операции Маше надо будет взять отпуск без содержания и мы на месяц отправимся на Алтай.

Я увезу ее в горы, где мы поживем, ни в чем не нуждаясь. Будем есть свежий мед и пить парное молоко, гулять по берегу говорливой речки, встречать солнце над утопающей в голубой дымке горной тайгой. Таких мест на Алтае много. Они напомнят ей Байкал. Найдем человека, который лечит болезни травами, Маше это будет полезно. А потом решим, где жить: на Алтае или в Москве.

Я заполнил бланк отчета о командировке и поехал в бухгалтерию редакции отчитываться о поездке на Байкал. Это оказалось чистой формальностью. Бухгалтер посмотрела мои билеты, квитанции за гостиницу, сверила расходы с выданной суммой и мы расстались.

Из редакции я заехал к Гене. На пороге меня встретила Нина и сообщила, что Гена опять в Карелии.

— Проходи, — сказала она, жестом приглашая в квартиру.

Она провела меня на кухню, поставила на стол чайную чашку, спросила:

— Будешь пить чай или кофе?

— Кофе, — сказал я.

— Ну и как, увиделся со своей зазнобой? — усмехнулась Нина, включая кофеварку.

— Да, — сказал я.

— И она согласилась выйти за тебя замуж?

Я кивнул. Нина налила мне кофе, села рядом и, скрестив руки на груди, уставилась на меня.

— Чего ты так смотришь? — спросил я.

— Хочу узнать: окончательно ты образумился или нет.

— Ты знаешь, такого со мной никогда не было.

— Да уж пора бы, — произнесла Нина. Человек, признающийся в любви, вызывал у нее явное уважение.

— Когда приедет Гена? — спросил я. Говорить о своей беде мне почему-то не захотелось.

— Через пару дней.

Я отпил глоток кофе, поставил чашку на стол и сказал:

— Хотел спросить у него, надо ли мне писать материал для газеты?

— Кому там сейчас нужен твой материал? — сказала Нина, усмехнувшись.

Я поблагодарил ее за кофе и поехал на Шоссе Энтузиастов. Позвонил Ольге, но ее не было дома. Примерно через час на нашем этаже хлопнули двери лифта и раздались шаги на лестничной площадке. Я выскочил из квартиры. Ольга возилась с ключом около своей двери.

— Как Маша? — спросил я. — Ты видела ее?

— Пришла в себя, — сказала Ольга, поднимая на меня глаза. — Чувствует уже нормально. Завтра сам увидишь ее.

Я едва дождался следующего дня. По дороге в больницу зашел в цветочный ряд, выбрал пятнадцать самых больших и красивых гладиолусов и только после этого направился к Маше. Женщины любят цветы, иногда они рады им больше, чем самому дорогому подарку. А мне хотелось поднять Маше настроение. Сейчас она нуждалась в этом сильнее всего.

Маша лежала на спине, закрытая одеялом до подбородка. Ее лицо было бледным и заострившимся, губы сухими. Темно-каштановые волосы рассыпались по подушке и только подчеркивали белизну кожи. Увидев меня, она попыталась подняться, но я остановил ее движением руки.

— Лежи и не шевелись, — сказал я, протягивая ей гладиолусы.

— Ты сумасшедший, — произнесла Маша. — Наверное, скупил все, что там было.

При этом она улыбнулась, давая понять, что обрадовалась подарку. Я положил цветы на тумбочку, стоявшую у изголовья, и спросил:

— Как ты?

— Как видишь. Все сделали, теперь надо выкарабкиваться.

Я привстал на колено и поцеловал ее. Маша положила ладонь мне на затылок, провела пальцами по волосам.

— Я выкарабкаюсь, милый. — Она говорила тихим голосом, медленно произнося слова. — Врач сказал, что я смогу это сделать. И еще рожу тебе дочку… Ты так ее хочешь…

— Маша, милая, — я уткнулся лицом в ее шею. — Мне надо только одно — чтобы ты быстрее встала на ноги. Все остальное придет само собой.

Слабой рукой она прижала меня к себе, прошептала в ухо:

— Я хочу к тебе на Алтай. Мы уедем туда, правда?

— Я вчера целый день думал об этом, — сказал я. — Мы уедем в горы. Поживем там пару недель, а если тебе понравится, то и больше.

— Мне понравится, — произнесла Маша. — Я больше никогда не буду разлучаться с тобой. Ты — единственное, что есть у меня в жизни.

Она провела ладонью по лбу и я увидел на нем испарину.

— Ты, наверное, устала? — спросил я.

— Это не усталость. — ответила она. — Это слабость.

Я видел, что у нее нет сил. Ей надо было отдыхать. Лучше всего уснуть. Чем больше спишь, тем быстрее восстанавливается организм. Это я знал по себе. Я поднялся, Маша не сделала попытки остановить меня.